Юный техник 1980-05, страница 7ев ал а под Курском, так и написал в рапорте, что прошу направить меня в разведку, хочу отомстить за братьев, а братьями мне были теперь не только Василий и Анатолий. Уж очень много хороших ребят погибло на моих глазах. Так сменил я пушку на автомат и кинжал и, хотя остался служить в артиллерийской части, стал, по существу, пехотинцем-разведчиком. Работа у артиллерийских разведчиков была самая разная. Мы, как про нас говорили, были глаза и уши артиллерийской бригады. Ходили в рейды за «языками», корректировали огонь наших батарей, а для этого часто приходилось вести наблюдения чуть ли не в расположении гитлеровских частей. На войне нет, на мой взгляд, почетной и непочетной службы, но были у нас, разведчиков, такие случаи и такие схватки, что хочешь не хочешь, а думалось — не остаться в живых. Вот почему, когда я стал разведчиком, то и перестал писать домой письма, чтобы лишний раз не тревожить мать. Многое сейчас уже не помнится, воевали не для рассказов, но некоторые бои врезались в память на всю жизнь. Под польским городом Тлуш, на пути нашей бригады, которая поддерживала огнем пехоту, встала высотка, отмеченная на карте цифрами 104,5. Высоту ту назвали мы смертной. Много паших солдат погибло, отбивая ее у врага. Дело в том, что высота эта была в полном смысле господствующей, примерно на двадцать километров вокруг с нее просматривалась местность. Кто владел этой высотой, тот владел, по существу, всем плацдармом. Командир взвода управления и разведки нашей бригады лейтенант Дурсенев предложил командованию перенести наблюдательный пункт бригады >на эту высоту. С собой Дурсенев взял меня, еще одного разведчика Пузанова и радиста Грачева. Вместе с пехотинцами пошли мы в атаку, фашистов сброси ли с высоты, но не успели мы окопаться, как гитлеровцы при поддержке танков перешли в контратаку. Наши пехотинцы отошли, и остались мы одни на захваченной гитлеровцами высоте. Мы отползли под разбитый немецкий танк, попрощались друг с другом и вызвали огонь на себя. По высоте ударили все орудия бригады. А после артподготовки враг был выбит нашими пехотинцами с высоты окончательно. Никто, в том числе и мы, не думал, что останется в живых. Но на войне, как на войне, бывает и такое. Мы остались живы, хотя меня контузило, и та контузия крепко дает о себе знать по сей день. С замечательным командиром ЛеЬнидом Иннокентьевичем Дур-сеневым я воевал до конца войны. Он был моложе меня и многих разведчиков, но благодаря его опыту, хватке, умению ориентироваться мгновенно в самых сложных ситуациях мне лично казалось, что у него какие-то отеческие права. Он был отличным спортсменом — и учил нас разным приемам рукопашной схватки. Сейчас он живет в Харькове, работает преподавателем физкультуры в вузе, кандидат наук. Судьба разведчика свела меня с Александром Цыганковым, который, как и Дурсенев, тоже стал моим фронтовым другом. Вдвоем с Цыганковым мы много раз ходили за «языками». Однажды мы с Сашей пошли на задание и неожиданно наткнулись на свежий автомобильный след, который привел нас к сараю на опушке леса. Может, и в другой раз прошли бы мимо, но сердце, как говорится, подсказало. В сарае, зарывшись в сено, спали гитлеровцы. Мы ворвались с Цыганковым в сарай с такими криками и такой пальбой из автоматов, что перепуганные фашисты решили, что наступает по крайней мере взвод. В расположение наших войск мы привели целую колонну «языков» — 15 человек. Так я S
|