Юный техник 1993-04, страница 11Африкой произошло это), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не попадал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрыл шторки. Мне было интересно самому узнать, что происходит. Я ждал разделения. Разделения нет. Я знал, что по расчету это должно было произойти через 10—12 секунд после включения ТДУ. При включении ТДУ все огни на ПКРС (пульте контроля ракетных систем.— Ред.) погасли. По моим ощущениям, времени прошло больше, чем следовало, но разделения все не было...» А произошло вот что. Когда ТДУ выдала тормозной импульс, приборный отсек должен был отделиться от спускаемого аппарата. Он и отделился. Но не полностью. Плата с кабель-мачтой не отстрелилась. И приборный отсек, соединенный пучком кабелей со спускаемым аппаратом, поволокся за ним. И отстал лишь тогда, когда перегорели провода в атмосфере Проследим за действиями Гагарина: «Прошло минуты две, а разделения по-прежнему нет. Доложил по каналу KB-связи, что ТДУ сработала нормально. Прикинул, что все-таки сяду нормально, т. к. тысяч шесть есть до Советского Союза, да Советский Союз тысяч восемь будет. Значит, до Дальнего Востока где-ни будь сяду. Шум поэтому не стал поднимать. По телефону доложил, что разделение не произошло. Я рассудил, что обстановка не аварийная. Ключом я передал команду «ВН4», что означало «все нормально». Вот так, по-деловому, оценивал обстановку человек и действовал первый космонавт, которому «Заря» (позывной наземных служб.— Ред.) пока еще не решалась доверить управление аппаратом до конца. Кнопка ручного, аварийного торможения была заблокирована специальным кодом. Правда, код был известен космонавту и к тому же находился дополнительно в специальном конверте. Но если б от волнения он был забыт, а конверт улетел, подобно карандашу?.. Но смелым все-таки везет. «„Вдруг по краям шторки появился яркий багровый свет. Такой же багровый свет наблюдался и в маленькое отверстие в правом иллюминаторе. Ощущал колебания корабля и горение обмазки. Я не знаю, откуда потрескивание шло: или конструкция потрескивала, расширялась ли тепловая оболочка при нагреве, но слышно было потрескивание. Происходило одно потрескивание примерно с минуту. В общем, чувствовалось, что температура была высокая. Потом несколько слабее стал свет во «взоре». Перегрузки были маленькие, примерно 1,165 единицы. Затем начался плавный рост перегрузок. Колебания шара все время продолжались по всем осям. К моменту достижения максимальных перегрузок я наблюдал все время солнце. Оно попадало в кабину в отверстие иллюминатора лкка 1 или в правый иллюминатор. По зайчикам я мог определить примерно, как вращался корабль. К моменту максимальных перегрузок колебания корабля уменьшились до —15 градусов. К этому времени я чувствовал, корабль идет с некоторым подрагиванием. В плотных слоях атмосферы он заметно тормозился. По моим ощущениям, перегрузка была за 10 «жэ». Был такой момент, примерно секунды 2—3, когда у меня начали расплываться показания на приборах. В глазах стало немного сереть. Снова поднатужился, поднапрягся. Это помогло, все как бы стало на свое место. Этот пик перегрузки был непродолжительным. Затем начался спад перегрузок. Они падали плавно, но более быстро, чем нарастали. С этого момента внимание свое переключил на то, что скоро должно произойти катапультирование». КАТАПУЛЬТИРОВАНИЕ По программе космонавт должен был катапультироваться вместе со своим креслом на высоте около 7 тысяч метров и спускаться на собственном парашюте, отдельно от спускаемого аппарата. Но и тут не обшилось без накладок. По существовавшим тогда законам, рекорды ФА И 9 |