Сделай Сам (Знание) 1999-03, страница 114

Н.Н.ЛОГИНОВА

«...Люблю я час определять обедом...» _

«...Все там очей отрада...»

Послелицейские три года жизни Александра Пушкина в Петербурге — время беспечное, полное увлечений, но одновременно и период быстрого духовного роста. Общественная обстановка, сложившаяся после войны 1812 года, делает его поэтическим выразителем вольнолюбивых, либеральных, как тогда говорили, устремлений передовой, патриотически настроенной дворянской молодежи.

Поэтический гений его развивается стремительно. «О! Как стал писать этот злодей!» — воскликнул Батюшков, прочитав пушкинское «Послание Юрьеву». «Чудесный талант! Какие стихи!» — восхищается Жуковский. «Пушкин наводнил Россию возмутительными стихами: вся молодежь наизусть их чигает, — сказал Энгельгардту недовольный Александр I, — Пушкина надобно сослать в Сибирь». И судьба молодого поэта была решена.

В двадцатых числах апреля 1820 года Пушкин писал из Петербурга старшему своему приятелю князю Петру Андреевичу Вяземскому: «Петербург душен для поэта, я жажду краев чужих; авось полуденный воздух оживит мою душу». Он писал это письмо как раз в тот момент, когда дошла до него радостная весточка: грозившая ссылка в Сибирь или на Соловки заменена была направлением на службу в Екатеринослав в канцелярию генерала Инзова.

...Итак, Петербург далеко позади. Новая жизнь начиналась. В душе смешаны были теперь воедино разные чувства — тревога и любопытство, грусть и освобождение, ощущение покоя и жажда неизведанных впечатлений. Однако вскоре после приезда, искупавшись в Днепре, он

свалился в жестокой горячке. Настроение было хуже некуда. И каким же подарком судьбы оказалось разрешение Инзова следовать, Пушкину вместе с семьей генерала Раевского в «полуденные края» — на Кавказ, а оттуда — в Крым.

...Впечатления грудились одно на другое. Южные степи однообразны, но не скучны. Да, вдоль дороги везде молочай и полынь, ромашка, цикорий, но как же красив простой серебристый ковыль, когда под ветром стелет он свои переливные легкие волны. Сверчки и кузнечики, бабочки, шмели, суслики...

Да, по дороге деревни и кузницы, кладбища, сады, колодезные журавли, стада и собаки. Но хлеба и луга, походная кухня с запахом дыма и сала — глазунья-яичница! Что может быть вкуснее и прекрасней! А ночи под звездами!.. А Дон! Тот самый, из которого старая Русь еще упорно стремилась «испити шеломом»..^ природа, и сама жизнь в это его путешествие вольно и широко дышали в лицо — и все дыхание истории.

Но вот внезапно... конечно же, внезапно предстал Кавказ! И жадно вдыхая утренний горный воздух, глядя на горы, приближающиеся в сиянии утра, юный поэт Пушкин понял, что будет писать о Кавказе! «Питаюсь чувствами немыми...» — только и мог он сказать о покорившем дикой своей прелестью Кавказе.

Впервые увиденная, еще не истомленная зноем южная природа, очаровательные, образованные молодые девушки Раевские, давний приятель младший сын генерала Николай и наконец глава семьи — живая история русского мужества и русской славы — все это поражало поэта, звало к творчеству, дружбе, любви.

..В Тавриде, далеко в горах на воздухе был приготовлен для них шоколад. Лакей и горничная давно уже их там ожидали. Под небольшим таганком разведен был огонь; белая скатерть разостлана на траве... Этот эпизод в Тавриде долго всем помнился, потому что пировали они недолго: попали в грозу. Первая молния полыхнула буквально из моря, как бы со дна. Не синева и не зелень, а вот уж поистине — настоящее Черное море! Темные тучи клубились в море, разрываясь зигзагами золотых огней... Они промокли тогда до нитки, переходя горную речушку Салгир, а единственному кавалеру Пушкину довелось руководить той нелегкой

112