Сделай Сам (Знание) 2002-03, страница 51

но это было давно, в 1930 г. Туда мой отец привез мою маму в 1924 г. показать своим родителям. Но родила она первого сына в 1926 г. не в Ташкенте, а в Москве. Второй раз он привез ее в Ташкент в 1930 г., на этот раз мама родила меня, и мы уехали в Москву. Третий раз в годы Великой Отечественной войны семья, состоящая из отца, матери и нас, уже троих братьев, эвакуировалась из Москвы снова в Ташкент. Дом деда был на Ходжентской улице. Это в самом центре Ташкента. Туркменский базар и одна трамвайная остановка до Красной площади. Семья громадная, но все взрослые. У моего деда осталось в живых из родившихся двадцати детей только восемь: пять сыновей и три дочери.

Все братья моего отца были отчаянными людьми. Старший вовлекал моего отца в жуткие авантюры: они включались в процесс торговли мануфактурой на Шелковом Пути, что проходил по Средней Азии. Их небольшая группа верхом на лошадях моталась по полупустыне вокруг Бухары и Самарканда. Темное дело. Как они остались живы, не знаю.

Отец был очень скуп на рассказы. Ему всегда не везло, он оставался в проигрыше. Вместо рассказов о махинациях с мануфактурой он распространялся о том, чем они питались в пути. Как готовили мясо свежего барашка, как пекли лепешки на раскаленном булыжнике... Мой папаня любил поесть, мягко говоря.

Другой брат отца учительствовал, потом все бросил и стал водилой на довоенной полуторке, перевозил грузы через Памир в Афганистан. Это был единственный брат, который мало говорил о еде, но вечно капризничал и привередничал. Моя бабка больше всех любила привереду и лучшие кусочки таила для него.

Средний брат был добрым и красивым, и самым настоящим обжорой. Я о нем еще расскажу.

Самый младший брат отличался большой силой, во время войны работал грузчиком. Был молчалив, ел все подряд, что дают, без разбора. Но мясо любил больше всего.

Сестры отца — просто красавицы, умели хорошо готовить, но были ужасающе неряшливы. Поэтому при появлении гостей их не допускали до приготовления пищи. Они лишь наряжались и обслуживали гостей за столом.

Когда я приехал в Ташкент с родителями, все эти родственники уже были взрос

лыми и имели жен, мужей и детей. Только я, 11-летний пацан, мог выполнять поручения по дому. Мои двоюродные братья были или еще маленькие, или уже взрослые. Все работали, домой приходили вечером, по хозяйству помогали только по выходным дням. А потом многие ушли на фронт и не все вернулись.

С нашим домом граничили другие дома, образуя общий двор. В этих домах жили люди самых разных национальностей: узбеки, русские, украинцы, бухарские евреи и многие другие. Возле каждого дома, несмотря на то, что они стояли в центре города, были маленькие или большие садики с фруктовыми деревьями. Многие семьи держали скотину.

В каждой семье были свои кулинарные рецепты, но все они испытывали сильнейшее влияние среднеазиатской кухни. Местные жители принимали эвакуированных. Те долго не могли привыкнуть к местным блюдам. Первое время все жшш по заведенному в Москве порядку: завтрак, обед, ужин; 1-е, 2-е, 3-е блюда. Но по мере расходования привезенных с собой продуктов менялись и уклад, и меню. Ели все, что удавалось достать, добыть, заработать. Но все блюда «окрашивались» Востоком. Даже обычная каша, чай, молоко — все менялось, приобретая особый «привкус» Ташкента.

Все, кто с нами приехал, стали жить у моего деда. Он был очень уважаемым человеком. Клан был очень большой, но дом — тоже, и комнат хватило на всех. Вечером все собирались за одним столом. Женщины — невестки моего деда, не работали, воспитывали детей и готовили, стирали, смотрели за скотиной. Главой семьи был мой дед.

Моя бабка была очень добра к детям, хорошо готовила, но слыла редкостной скандалисткой. С утра она начинала ссоры с невестками, потом переходила на сыновей (правда, не на всех, был у нее один любимчик). Не ругалась она только с моей мамой и с дедом. С мамой потому, что та была очень независима и хороша собой, отличалась светлой северной красотой (родом она была из Олонецкой губернии), приехала из далекой Москвы, где бабка была один раз и мама ее очень хорошо принимала. А дед долго и терпеливо молчал, но и затем заворачивал спутницу жизни в одеяло по самый нос, только чтобы дышала. Через 30 минут бабушка успокаивалась. После такой процедуры она старалась деда временно не трево

49