024. Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь, страница 25

024. Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь, страница 25

штт

ЧУДЕСА

I

ним словом, я, пробыв в госпитале пять суток, выхожу из него, слабый... кружится голова, но, Боже, как чудесно! какие великолепные каштаны и какое ласковое, радостное небо... какой живой Париж, какие милые люди, как весело мчит автобус!

Париж, собор Святого Сердца Иисуса на Холме мучеников.

Пять лет жизни во Франции, с 1923 по весну 28 г., я был почти здоров, если не считать мимолетных болей. Но ранней весной 1928 года начались такие острые боли, что пришлось обратиться к доктору. Исследование подтвердило: да, язва...

Я перемогался до весны 1934 года. Боли непрекращающиеся.

Пришло письмо от профессора, где он заявлял, что операция необходима... Я просил — только скорей режьте... А что дальше? Этого «дальше» для меня уже не существовало: дальше — конец, конечно. Я начал... молиться. Но какая моя молитва! Не то чтобы я был неверующим, нет; но крепкой веры, прочной духовности не было во мне, скажу со всей прямотой.

Меня должны были перевезти в клинику для операции.

Известный хирург д-р Б. затребовал все радио-фотографии мои. На каждом из 12 снимков сверху было написано по-французски:

«Jean Chmeleff pour profes-seur В...»

В эту ночь я взмолился, как бы в отчаянии, преподобному Серафиму: «Ты, Святой, Преподобный Серафим... можешь!., верую, что Ты можешь!..» Ночью были небольшие боли, но скоро успокоились, и я заснул. И вот, я вижу... радио-сним-

ки, те, стопку в 12 штук, и на первом — уже не было ни «Jean Chmeleff», ни «pour professeur В...» А явственно: «Св. Серафим». Русскими буквами. Я тут же проснулся. Болей не было. Спокойствие во мне было, будто свалилась тяжесть. Операция была уже не страшна мне. Я позвал жену... сказал ей: «Знаешь, а ведь Святой Серафим всех покрыл... и меня, и профессора». Я почувствовал, что он, святой, здесь, с нами... Я как бы уже знал, что теперь все будет хорошо... Во мне укрепилась вера в мир иной, незнаемый нами, лишь чуемый, но — существующий подлинно. С ним, с иным миром неразрывны святые, праведники, подвижники: он им дает блаженное состояние души, радостность. А Преподобный Серафим... да он же —

сама радость. Аппетит, небывалый, давно забытый, овладел мною, словно я уже вполне здоров, только вот — эта операция!

24 мая меня положили в лучший из госпиталей, где д-р Б. оперирует. Я — один, мне грустно... и все же есть

во мне какая-то несознаваемая радость. Что же это такое?.. Нет, я не один... он со мной, тоже наш, русский, из Сарова, курянин по рождению, мое прибежище — моя надежда. Здесь, в этой — чужой всему во мне — Европе.

Приходит д-р Б. Говорит: «Я не вижу необходимости в операции». Я с бьющимся, с торжествующим сердцем, думаю: «Покрыл и его». Да: он, «Св. Серафим», покрыл. Это Он... Он все видит, все знает и направляет так, как надо. Ибо Он в разряде ином, где наши все законы Ему яснее всех профессоров, и у Него другие, высшие законы, по которым можно законы наши так направлять, что «невозможное» становится возможным. Од-

Я ем, лечусь, радуюсь, дышу. Во мне родятся мысли, планы... Страшусь и думать, что Он призрел меня, такого маловера. Но знаю: Он — призрел.

Преподобный всех нас покрыл, и стало возможным то непредвиденное, что повелело докторам и удержаться от операции, которая «была необходима». Если не говорю «чудо со мной случилось», так потому, что не считаю себя достойным чуда. Но в глубине я знаю, что чудо: Благостию Господней, Преподобного Серафима Милостию!

Иван Шмелев. Милость преподобного Серафима