059. Калужская Свято-Тихонова пустынь, страница 29МОНАСТЫРЬ II МИР «Московский Кремль при Иване III» (1922) работы А. Васнецова. Символом политической самостоятельности Москвы явился обновленный Кремль. Именно после освобождения Руси от ордынского ига он стал таким, каким мы знаем его, — «краснокаменным». отказался, и переговоры зашли в тупик. Войска между тем стояли — татарские на одном берегу Угры, русские на другом. Время от времени вспыхивали перестрелки, но открыть наступательные действия никто не решался. Из Москвы Ивана III пытали — почему не гонит татар. А он тянул время. Послав войско к совершенно оголенной и беззащитной сейчас столице Орды (Ахмат повел все лучшие силы на Русь), он ждал, когда весть о приближающихся к ней отрядах дойдет до хана. Хан, в свою очередь, все еще не терял надежды получить подкрепление от литовцев и не хотел безрассудно бросаться в бой. Стояние на Угре продолжалось. Ближе к концу октября ударили морозы. Примерно в это время до Ахмата дошло известие о том, что столица его в опасности, и он повернул свои войска назад (сказывался и недостаток продовольствия, особенно — корма для лошадей). Великий князь почти в одно время с ним дал приказ русским отрядам отходить к Боровску, чтобы дать решающее сражение татарам — если они все же перейдут Угру — там, в более благоприятных для обороняющейся стороны условиях. Несомненно, в сложившейся ситуации великий князь проявил большую выдержку и зрелость, хотя со стороны могло казаться, что осторожен он не в меру. Странным в глазах современников выглядело то, что войска разошлись, так и не вступив в решающее сражение друг с другом. Автор «Повести о стоянии на Угре» (а этот исторический эпизод не раз находил отражение в литературе средневековой Руси) дает следующую трактовку событиям: «В городе же Москве в это время (то есть во время стояния на Угре — прим. ред.) все пребывали в страхе, помнили о неизбежной участи всех людей и ни от кого не ожидали помощи, только непрестанно молились со слезами и воздыханиями Спасу Вседержителю и Господу Богу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, Преславной Богородице. Тогда-то и свершилось преславное чудо Пречистой Богородицы: когда наши отступали от берега, татары, думая, что русские уступают им берег, чтобы с ними сражаться, одержимые страхом, побежали. А наши, думая, что татары перешли реку и следуют за ними, при шли в Кременец. Князь же великий с сыном своим и братией и со всеми воеводами отошел к Боровску, говоря, что "на этих полях будем с ними сражаться", а на самом деле слушая злых людей — сребролюбцев богатых и брю- Молитва преподобного Тихона. хатых, предателей христианских и угодников басурманских, которые говорят: "Беги, не можешь с ними стать на бой" Сам диавол их устами говорил, тот, кто некогда вошел в змея и прельстил Адама и Еву. Вот тут-то и случилось чудо Пречистой: одни от других бежали, и никто никого не преследовал». Вообще говоря, перед нами почти обвинение великого князя в трусости. И одновременно — призыв: «Не надейтеся на кесари, на сыны человеческия, в них же несть спасения». В последнем автор «Повести», безусловно, прав. А вот в первом — не очень. Мы знаем Ивана III — по его действиям, во всяком случае, — как государя самовластного и гордого, всю свою жизнь употребившего на собирание Руси и сосредоточение власти в собственных руках. Мог ли такой властитель поддаться минутной слабости, нашептываниям «сребролюбцев богатых и брюхатых» и после успешных боев за переправы на Угре позорно бежать? Вряд ли. Но, конечно, великая милость Бо-жия заключена была в том, что освобождение Московии свершилось почти бескровно. За разговорами о частностях мы едва не забыли главного: в ноябре 1480 года многострадальная страна наша стала политически самостоятельным государством со всеми вытекающими отсюда последствиями. И то, что Ивану III удалось избежать жестокой сечи, бессмысленных людских потерь — в этом, конечно, заслуга его как политика и полководца. И свидетельство того, что кто-то крепко молился о Руси. Молились — мы знаем это — в Москве. Молились — нигде об этом не сказано, но это уж так, по-другому быть не могло — и в Тихоновой пустыни. Молился преподобный Тихон. |