062. Свято-Успенская Святогорская Лавра, страница 28

062. Свято-Успенская Святогорская Лавра, страница 28

f\

m

I,

МОНАСТЫРЬ И МИР

Монастырская гостиница, где останавливалось большинство паломников и «путешествующих по своей надобности» посетителей Святых Гор.

в монастыре в ту пору, когда богомоль-цы-крестьяне еще могут себе позволить паломничества к святым местам, когда еще не все их силы отданы покосу и жатве:

«Я возвращался со всенощной. Часы на святогорской колокольне, в виде предисловия, проиграли свою тихую, мелодичную музыку и вслед за этим пробили двенадцать. Большой монастырский двор, расположенный на берегу Донца у подножия Святой Горы и огороженный, как стеною, высокими гостиными корпусами, теперь, в ночное время, когда его освещали только тусклые фонари, огоньки в окнах да звезды, представлял из себя живую кашу, полную движения, звуков и оригинальнейшего беспорядка... К дням Иоанна Богослова и Николая Чудотворца в Святые Горы стеклось более десяти тысяч. Были битком набиты не только гостиные корпуса, но даже пекарня, швальня, столярная, каретная... Те, которые явились к ночи, в ожидании, пока им укажут место для ночлега, как осенние мухи, жались у стен, у колодцев, или же в узких коридорчиках гостиницы. Послушники, молодые и старые, находились в непрерывном

Мемориальная доска на стене гостиницы гласит, что здесь останавливался Чехов. Собственно, не только Чехов. Другие «носители литературных имен» тоже находили приют именно в этом здании.

движении, без отдыха и без надежды на смену. Днем и поздней ночью они одинаково производили впечатление людей, куда-то спешащих и чем-то

Вверху: Портрет А. П. Чехова кисти О. Э. Браза.

встревоженных, лица их, несмотря на крайнее изнеможение, одинаково были бодры и приветливы, голос ласков, движения быстры... Каждому приехавшему и пришедшему они должны были найти и указать место для ночлега, дать ему поесть и напиться; кто был глух, бестолков или щедр на вопросы, тому нужно было долго и мучительно объяснять, почему нет пустых номеров, в какие часы бывает служба, где продаются просфоры. Нужно было бегать, носить, неумолкаемо говорить, но мало того, нужно еще быть любезным, тактичным, стараться, чтобы мариупольские греки, живущие комфортабельнее, чем хохлы, помещались не иначе как с греками, чтобы какая-нибудь бахмут-ская или лисичанская мещанка, одетая "благородно", не попала в одно помещение с мужиками и не обиделась. То и дело слышались возгласы: "Батюшка, благословите кваску! Благословите сенца!" Или же: "Батюшка, можно мне после исповеди воды напиться?" И послушник должен был выдавать квас, сена или отвечать: "Обратитесь, матушка, к духовнику. Мы не имеем власти разрешать" Следовал новый вопрос: "А где духовник?" И нужно было объяснять, где келия духовника... При такой хлопотливой деятельности хватало еще времени ходить в церковь на службу, служить на дворянской половине и пространно отвечать на массу праздных и непраздных вопросов, какими любят сыпать интеллигентные богомольцы. Приглядываясь к ним