062. Свято-Успенская Святогорская Лавра, страница 29

062. Свято-Успенская Святогорская Лавра, страница 29

МОНАСТЫРЬ И МИР

в течение суток, трудно было понять, когда сидят и когда спят эти черные движущиеся фигуры...»

Вот такой гимн монахам-гостинни-кам, несколько даже неожиданный для Чехова.

Чехову к моменту посещения Святых Гор — двадцать семь лет. А в 1895 году в монастыре побывает двадцатипятилетний Иван Бунин, младший товарищ Чехова и — в чем-то — его ученик. Для Бунина 1895 год — время охлаждения к толстовству, вхождения в литературные круги, первой серьезной пробы своих писательских сил. В «Святых Горах», рассказе, написанном «по следам» поездки в монастырь, еще очень мало зрелого Бунина, но «Бунин вообще» заметен. Рассказ очень небогат наблюдениями: зарисовок с натуры, осколков монастырского быта в нем не найти. Придя в обитель под Пасху (в Великую Субботу), рассказчик не спешит обрадовать нас колоритным описанием толпы паломников или монастырской службы. «Глубоко внизу подо мною все тонуло в теплых сумерках, мелькали огни. Там уже начиналась сдержанно радостная тревога приготовлений к светлой заутрене», — вот и все, что готов сообщить он о действительной жизни обители. Если Немирович-Данченко непременно уже был бы внизу со своею неизменной записной книжкой (столь много подозрений, если верить его собственным уверениям, вызвав

шей у монастырского начальства), то Бунин, писатель другого поколения, иной складки, спешит скрыться от толпы и предложить читателю ощущения, которые охватывают его героя в тех или иных «экзотических» декорациях: «По каменному двору обители, мимо собора, я пошел к крытым галереям, что ведут в гору. В этот час пусто было в их бесконечных переходах.

h

f

Иван Алексеевич Бунин.

И чем выше подымался я, тем все более веяло на меня суровой монастырской жизнью — от этих картинок, изображающих скиты и кельи отшельников с гробами вместо ночных лож, от этих печатных поучений, развешанных на стенах, даже от каждой стертой и ветхой ступеньки. В полусумраке этих переходов чудились тени отошедших от мира сего иноков, строгих и молчаливых схимников... Я успел сходить и на вершину горы, в верхнюю церковку, нарушил шагами ее гробовую тишину. Монах, как привидение, стоял за ящиком с свечами. Два-три огонька чуть потрескивали... Поставил и я свою свечу за того, кто, слабый и преклонный летами, падал ниц в этом маленьком храме в те давние грозные ночи, когда костры осады пылали под стенами обители...» И прощание с монастырем не обходится, конечно,без такого, очень бунинского, пассажа: «Я нанял лодку, и молоденькая хохлушка легко и быстро погнала ее против течения по прозрачной воде Донца, в тени береговой зелени. И девичье личико, и солнце, и тени, и быстрая река — все было так прелестно в это милое утро...»

Из бунинских «Святых Гор»: «Донец под Святыми Горами быстр и узок. Правый берег его возвышается почти отвесной стеной... Под ним-то и стоит белокаменная обитель... Выше на полугоре, белея в зелени леса, висят два меловых конуса, два серых утеса, за которыми ютится старинная церковка. А еще выше, уже на самом перевале, рисуется в небе другая». Последний, Преображенский, храм был разрушен в 1930-е годы большевиками.