Вокруг света 1963-05, страница 33
Земля, лес, птицы — все еще спит. И, может быть, оттого, что природа спит, в голову лезут грустные мысли: «А вдруг на этом месте тока не будет? Просидишь зря, замерзнешь, и все!» Но вот на востоке, на самой кромке земли, чернота начинает плавиться, сквозь узкую щель проглядывает свет будущего дня. Будто в испуге перед этим светом, луна поднимается выше и выше, с каждой минутой теряя свой желто-красный цвет и все больше искрясь серебром. Звезды тоже светятся в тон луне. Неожиданно в предрассветной тишине раздается лех-кое посвистывание крыльев. То ли от радости, то ли от неожиданности я еще ниже пригибаю голову. «Мимо!» — мелькает мысль. Осторожно поднимаю голову и замираю. В десяти шагах от окопчика — тетерев. В темноте он кажется большим, как гора. Я смотрю на него, не шевелясь. Только бы не улетел! Только бы запел! И, наконец, вот оно первое «чу-фшш!» Помолчав немного и осмотревшись вокруг, тетерев снова бросает свой клич. И откуда у птицы столько силы! Звуки вырываются у нее из груди, как воздух из лопнувшего футбольного мяча. Тетерев распустил веером белый хвост и, быстро перебирая ногами, побежал, как самолет на взлетной дорожке. Потом он развернулся, высоко подпрыгнул на одном месте и снова произнес «чу-фшш!». Тетерев бегает перед моим окопчиком, делая повороты то вправо, то влево. Он подпрыгивает еще и еще... В полутьме мне вдруг кажется, что передо мною не тетерев, а шаман, танцующий свой дьявольский танец... Вдруг тетерев кончил танец. Высоко подняв голову, он огляделся вокруг, прислушался и забормотал. Гортанные крики запевалы летят по округе, как призывы к песне, как сигнал к началу весеннего торжества. Тетерев поет и, перебирая камушки по земле, все дальше и дальше уходит от окопчика. Но мое ружье зажато в руках по-прежнему стволами вверх. «Запевалу убивать нельзя! — дед Шумил давно внушил мне это. — Убьешь запевалу — нарушишь ток, природе ущерб будет». Тетерев поднялся на бугор и, повертев по-петушиному головой, замер. Сейчас, на фоне светлеющего неба, он похож на грациозную статуэтку, выточенную искусной рукой художника. Гордо и величаво держит тетерев высоко поднятую голову. Вот он снова опустил ее и, запев песнь, пошел к окопчику Олега. Пусть полюбуется Олег! Будет что вспомнить! На голос запевалы в лесу откликнулись косачи. Они бормочут все громче, и их бормотанье струится, как невидимые ручейки. «Мы подпоем! Давай! Давай!» — будто твердят краснобровые самцы. Проснулись зяблики и овсянки. Они выпорхнули из гнезд, почистили крохотные клювы и запели утреннюю песнь. С каждой минутой лес все больше оживал. Радостные переливы, ласковое щебетанье, протяжное посвистывание — все слилось в едином стройном хоре. Скоро к запевале подлетят косачи, на высоких березах усядутся тетерки, и начнется ток... И вдруг громыхнул выстрел. Тяжелое эхо прокатилось по лесу. Выстрел больно ударил мой слух. Сначала я не понял, кго стрелял, только видел, что там, на бугре, на фоне светлеющего неба бился в предсмертных судорогах запевала, и от ударов крыльев о землю перья летели вокруг. Я видел, как из окопчика выскочил Олег. Низко пригнувшись, с ружьем в руке бежал он к подбитой птице. Во всей его фигуре было что-то хищное и злое. Олег торопливо схватил тетерева и потащил его в окоп. Мне показалось, что я заметил на его лице радостную усмешку. Умолкли косачи в лесу, зяблики и овсянки прекратили утреннюю песнь. Тишина разлилась над болотом, над волчьей чащей, над посевами озимых. И хоть на востоке уже пламенел восход и на небе проглядывал нежно-голубой свет нового весеннего дня, ни одна птица не нарушала траурного молчания. Только чибисы, вертляво кружась над полем, бросали свое тревожное «Пи-и! Пи-и!». ЧИТАТЕЛЬ СООБЩАЕТ НЕБЫВАЛЫЙ ПРЫЖОК Соревнование на лично-командное первенство Тихоокеанского флота по парашютному спорту подходило к концу, когда главный судья Алексей Александрович Белоусов захотел совершить прыжок. Все мы удивились и встревожились. История мирового парашютизма не знала подобных примеров. Ведь Алексею Александровичу исполнилось 70 лет! В последний раз он прыгал с парашютом пять лет назад, в день своего шестидесятипятилетия. Все мы знали, что Белоусов подполковник в отставке, опытный парашютист. Недавно Международная авиационная федерация наградила его почетным дипломом Поля Диссандье за личные достижения и плодотворную работу по развитию воздушного спорта. Ему присвоено звание судьи международной категории по парашютному спорту. В воздухе он подлинный артист своего дела. Но выдержит ли организм семидесятилетнего человека такую нагрузку?! Врач категорически возражал. Он предложил Белоусову пройти самую строгую медицинскую комиссию. Но даже малого отклонения от нормы после самого тщательного обследования у старейшего ветерана парашютного спорта не оказалось. Врач дал заключение: «Прыгать можно». Наступили волнующие минуты. «АН-2» с семидесятилетним парашютистом на борту поднялся в воздух. Высота 1 ООО метров. В небе вспыхнули шесть белых куполов: право почетного эскортирования ветерана получили те мастера спорта СССР, у кого на счету было свыше тысячи прыжков. Образовав из парашютов замкнутый круг, они приветствовали юбиляра в воздухе. Алексея Александровича Белоусова горячо поздравили. Выразили уверенность, что этот небывалый прыжок у него не последний. Недаром он в шутку говорит: «С парашютным спортом дружить — можно до ста лет дожить!» А. ДУДКО, Владивосток " 1 29 |
