Вокруг света 1963-06, страница 44

На Дальнем Востоке много хозяйств, где разводят ценного пушного зверя, выращивают пятнистых оленей-пантачей.

О звероводах рассказывают эти очерки. В разных местах живут герои очерков. Надя Прошина работает на норководческой ферме у холодного Охотского моря; оленевод Павел Кандюрин — в Южном Приморье, в совхозе «Кедровский»; но есть у них то общее, из-за чего хотелось бы поставить их рядом, — это верная любовь к своему делу.

IS?

есчскнкгй

Е. ФЕДОРОВСКИЙ

Фото автора

очь. Слоистые облака закрыли звезды. Хоть бы блеснул огонек внизу. Только два фонарика — зеленый и красный — помигивают на крыльях самолета.

Из рубки вышел радист. У этого парня симпатичное лицо — смеющиеся глаза, добродушно-широкий нос. Надя спросила его:

— Как вы ищете дорогу?

— По огням, милая, — с серьезным видом ответил радист. — Видишь, два огня — зеленый и красный? Пока мы между ними, значит летим прямо.

— Шутите? — рассмеялась Надя.

Радист присел с ней рядом.

— Откуда пассажиры?

— Из Седанки. Знаете? Там у нас на всю страну известная звероферма, — Надя посмотрела на клетки, которые заполнили почти весь самолет. В клетках сидели присмиревшие норки.

— Теперь к нам?

— Да. Будет и у вас звероферма.

— А ты была когда-нибудь на Колыме?

— Никогда.

Зверосовхоз в Седанке — рядом с Владивостоком, на берегу теплого, синего-синего Амурского залива. Работать было интересно. Работу ее ставили в пример.

И вдруг вызывает Надю директор и говорит: «Вот что, Прошина. Решили послать тебя в Магаданскую область организовывать звероферму. Там это дело новое, требует знающих людей...»

И летит теперь Надя с первыми переселенцами в незнакомый край, смотрит в заиндевелое окошечко... Как-то уживутся в суровом климате норки, все ли подготовлено для них на новом месте, хорошие ли там корма? Норка — капризный зверек, болезненный. А шкурка ее стоит тридцать пять рублей...

— Ты носа не вешай, — тронул ее за плечо радист и подмигнул. — Народ у нас добрый, боевой.

На подлете к Охотску радист ушел. В далекой глубине ночи Надя увидела расплывчатые редкие огни. Они медленно плыли мимо и исчезали под серебристой, похожей на лезвие ножа, плоскостью крыла. Надя покормила норок мясным фаршем и задремала. Проснулась, когда иллюминаторы посинели от рассвета. Радист стоял рядом.

— Радиограмму я дал, чтобы встретили. Машины ждут на аэродроме. Да только вовремя не прилетим мы. Ухудшается погода. Пурга.

— Ой, что же я делать буду?

Чем норок кормить? — испугалась Надя.

Магадан сообщил, что самолет принять не может — низкая облачность, плохая видимость. Командир послал предупреждение о ценном грузе.

Рассвело. Самолет то и дело попадал в облака, дрожал, раскачивался, спотыкался. Когда он выскакивал из облаков, Надя жмурилась от яркого света. От горизонта до горизонта блестела снежная пустыня — ни деревца, ни камня, за что бы зацепился взгляд...

Потом снова стало темнеть. День, так и не успев разгореться, угасал. Надя волновалась: вдруг посадят самолет на другой аэродром? Вдруг не удастся найти там корм? Вдруг заболеют норки, не перенесут тяжелого путешествия?

Ока не знала, что командир корабля дал повторную радиограмму, настаивал, чтобы разрешили посадку в Магадане.

Разрешение на посадку в Магадане было получено, когда самолет уже вошел в зону аэропорта. Машина круто пошла вниз, норки заметались в клетках. Надя, охнув, зажала уши. Огни аэродрома вспыхнули разноцветной рябью, желтый клин прожектора упал на черную посадочную полосу.

— Прибыли! — крикнул радист и снова подмигнул Наде смеющимся глазом.

Из самолета клетки перенесли в совхозные грузовики. Шофер в полушубке, унтах, замотанный в толстый шерстяной шарф, насмешливо оглядел девушку:

— Откуда такая пигалица?

— Из Седанки, — обиделась Надя.

— А-а. Бери тулуп, и в кабину!

Надя спрятала ноги, обутые в туфли, под овчину и, хмурясь, стала ждать, когда машина тронется.

Но шофер почему-то сидел, положив руки на баранку, и думал.

— Почему не едете? Норки замерзнут!

Шофер посмотрел на Надю, презрительно скривил губы, но ничего не ответил.

— Я мигом! — сказал он через минуту и быстро выскочил из кабины.

Надя видела, как он поговорил с одним шофером, с другим, с третьим. Вернувшись, он швырнул ей огромные унты и рукавицы.

— Надевай. Пуржит. Дорогу занесло. Долго будем ехать.

И рывком тронул грузовик.

По стеклу звонко стучала снежная крупа, выл и рвался в машину ветер. Грузовик полз куда-то в гору, в темноту, разбрасывая сугробы. Мотор урчал могуче и грозно. И Надя улыбнулась.