Вокруг света 1964-07, страница 17

Не думай, я тоже за ликвидацию безграмотности. Но при чем тут ты?

Вати до сих пор удивляется, как легко начала она говорить, будто заправский оратор:

— Когда весь народ станет грамотным, ты тоже будешь кричать — и мы сеяли рис. Как можешь так рассуждать ты, сын батрака, безграмотного и темного, как джунгли? Ты, научившийся читать и писать при новой жизни, моряк республики. Ах, твое личное задели? Ты, значит, забыл, как ютились вы на свалках и думали о лучшей доле, ты уже не помнишь, как твой отец выходил на улицы Сурабаи, чтобы отстоять завоевания республики?

Вати вырвала руку и побежала к выходу. Всю ночь проплакала дома. Отец ее, старый докер, громоздкий и добрый, сел на кровать. Его заскорузлая ладонь гладила ее волосы. Он ничего не говорил. И только утром, когда собралась она в путь⁴ дорогу, поцеловал в лоб и убежденно бросил:

— Правильно поступаешь, дочка.

...Ночи в деревне кажутся длинными. Ляжет на циновку учительница, заснуть не может. Джунгли за стеной дышат непонятной, загадочной жизнью. Где-то вскрикнула токе — ящерица-вещун. На разных островах по-разному истолковывают ее крики. Ей, яванке, по душе балийское толкование. Оно

Наутро Вати пошла по деревне. Мужчины занимались сбором кокосовых орехов. Ручные обезьяны взлетали под самые кроны пальм и оттуда сбрасывали тяжелые, спелые плоды. Животным нравилась эта забава. Они затевали возню на деревьях, перелетали с ветки на ветку, пищали, царапались, кричали. Тогда на усмирение посылали молодого парня. Он с не меньшим, чем они, проворством взбегал по стволу пальмы и быстро наводил порядок среди обезьян.

Вати присела около стариков, пересчитывавших плоды. Они с любопытством смотрели, как девушка вытащила фотоаппарат и сделала снимок. Старичок, лицо которого было сморщено и высушено как никудышный орех, боязливо спросил:

— В этой машинке тоже дух сидит?

В другое бы время Вати рассмеялась, но сейчас она попросила:

— Сначала ты расскажи про своих духов, а потом я познакомлю тебя с этой машинкой.

Старик выпустил густую струю дыма и приветливо сказал:

— Заходи к вечеру в мою хижину, там и поговорим:

Уютно горела керосиновая лампа, мерно тек разговор с дедушкой Суросу. Она рассказывала ему

говорит, что голос токе — голос Сарасвати, богини мудрости и знаний, поэзии и красноречия.

В первый же вечер, как приехала Вати, собрался народ со всей деревни. Она говорила о жизни на других островах, о том, что Индонезии нужно много грамотных сынов и дочерей, о строительстве новых домов на месте лачуг и свалок, о бескорыстной помощи, которую шлет ее народу Советская страна. Ей горячо аплодировали, старики благодарили за хорошие новости.

А когда Вати объявила, что начинается первое занятие, и раздала стандартные букварики с картинками, толпа растеклась, как ручейки по рисовому полю. Первыми исчезли женщины, и вскоре во дворах послышались их озабоченные голоса. Неторопливо покурив, разошлись и мужчины. Остались только дядюшка Салех и пятеро подростков.

Вати винила себя: уж е&то известны тысячи суеверий и пережитков, которыми еще полна деревня. А она говорила так, будто в городской школе урок вела. Многие здесь еще верят в духов, во всем крестьянам чудятся проделки оборотней, вампиров. Разве вот так сразу отучишь этих добродушных людей от суеверий? И священник тоже хорош — при встрече обещал помочь, а с урока ушел первым. Ему, конечно, грамота ни к чему, он ей давно обучен. Но за ним идут верующие, его слово — закон для них.

о большом городе, в котором он ни разу не бывал, о поездах и пароходах. Старик слушал внимательно. А потом долго водил заскорузлым пальцем по букварю. Рассматривал картинки. Всех персонажей театра теней он знал с детства. Под рисунком по слогам было написано имя куклы. Старик шептал первые слоги...

* * *

Вати не знала точно, как назвать свою работу. Она заходила в хижины и рассказывала людям о термометре, которого боялись, о «тайне» мотора, о работе зажигалки, о том, как строят самолеты, о небе, свободном от духов, о том, что земля круглая и множество народов населяет ее. Дядюшка Салех, как мог, помогал ей.

Прошло недели три, и он решительно посоветовал:

— Завтра можно в школу звать.

— Почему именно завтра?

— Я думаю, время подошло. Про книги спрашивать стали. О тебе с уважением говорят. Значит, пойдут. Ты только им глаза раскрой, а там уж сами читать обо всем будут.

(Окончание на стр. 23)