Вокруг света 1964-11, страница 8

I t

i

/Д

облака. Мирошниченко попытался обойти их — не удалось. Тучи окружили одинокую машину. На стеклах кабины появился лед. Он рос на глазах — белый, плотный, как мрамор. Самолет бросило вниз, потом резко вверх. Мелко задрожали крылья. Машина отяжелела, обремененная быстро наслаивающимся льдом. Мирошниченко включил антиобледенительную систему. Горячая волна спиртовой жидкости окатывала винты и фонарь. Но через минуту коварная корка появилась опять.

Мирошниченко не знал, сколько часов или минут длилась эта неравная борьба со льдом. Были моменты, когда штурвал переставал слушаться и машина готова была сорваться в штопор. Но все-таки он вывел ее. И, может быть, с той поры объявил свою войну стихиям. Он пришел в отряд летчиков-испытателей.

...Самолет плывет на высоте пять тысяч метров. Плывет, как огромная лодка, над синей, покойной

землей. Зимнее солнце где-то сбоку. Лучи блуждают по белым крыльям, высвечивая их отшлифованную поверхность.

Зайчики пробиваются через иллюминаторы. Из полусумрака выступают многочисленные приборы. У приборов чуткое сердце. Они «слышат» малейший толчок, едва уловимое отклонение от нормы.

Олег Константинович Трунов, научный руководитель испытаний, ходит от прибора к прибору — большой, широкоплечий, в унтах, в теплой летной одежде, перетянутой парашютными ремнями, хотя сам парашют пока отстегнут. Трунов тоже ветеран войны с небом. Четырнадцать лет отдал он тому, чтобы самолеты уверенно летали через запретные зоны облаков, не боялись гроз, дождя и снега.

«АН-10»... Во все концы света сейчас летает эта машина. Пришла в Антарктиду, пробившись через зону океанических бурь и тропических ливней, над пустынями Австралии и ревущими сороковыми широтами. А ведь и над нею пришлось поработать испытателям, прежде чем вышла она на небесные дороги.

Четырнадцать лет... Много ли это или мало? Это сотни опасных полетов и загадки, раздумья, находки, огорчения, радость, смятение, страх, находчивость. Может быть, все это вместе и называется опытом?

Трунов вместе со своими коллегами испытывал новые противообледе-нительные системы в условиях захода на посадку в туман и дождь, в метель и ночь. Он испытывал приборы и двигатели, крепость шасси и решал, казалось бы, такую прозаическую задачу: как и где расположить груз, чтобы не нарушить центровки в самолете?

Летал он в разных районах. Однажды потребовалось выключить один двигатель, узнать, можно ли j^tg^^l^^ в этом случае обеспечить безопас-' ность в полете над горами. Солнце

обжигает глаза. Рядом ослепительные пики. Внизу — черные обрывы пропастей. Один мотор мертв. Другой, задыхаясь от натуги, тянет нагруженную до предела машину. А она опускается ниже и ниже, тащится на малой скорости, и кажется, вот-вот рухнет на скалы — не выдержит. А скалы рядом --коричневые, в трещинах от жестоких ветров, белые от никогда не тающего льда. И хочется немедленно включить другой двигатель, вырваться из каменной петли гор, стягивающейся вокруг одинокой машины.

Но когда-нибудь может произойти такое и с рейсовым самолетом.

И летчику надо будет знать, не подведет ли его машина.

Не раз казалось, что машина уже врезается в скалы. И тогда невольно сжимались зубы. Но она, раненая, упрямо тянула к цели на моторе, работающем вполсилы, через молчаливые горы...

— Проходим Сыктывкар, — сказал штурман и, улыбнувшись, добавил: — Готовьтесь к встрече с богом...

Небо уже не темно-синее, а белое от облаков. Впереди громоздится туча, обрывистая, как заснеженная скала. Кое-где видны провалы, похожие на входы

6