Вокруг света 1965-02, страница 63Флот вышел в море, и вице-адмиралом был Генри Морган. Штурм острова провели великолепно; с кораблей бросились оборванные орды, и смерть полезла на стены крепости. Остров не мог устоять перед этой ошеломляющей атакой, и крепость пала. Адмирал-голландец создал свое правительство и поставил во главе Генри Моргана, а сам отправился набирать войско. Он исчез вместе со своим кораблем, и никто о нем больше ничего не слышал. Говорили, что испанцы удушили его на Кубе. Капитан Морган был теперь главным предводителем пиратов в испанском Мэйне. Корабли меняли свой курс и присоединялись к его флоту, чтобы плавать под его командой, сражаться вместе с ним и делить его успех. Он захватил и разграбил Пуэрто-Белло. Все дома сожгли и беззащитных жителей обобрали до нитки. Когда корабли Моргана отплывали от берега, к развалинам уже подбирались джунгли. Десять лет он плавал по океану среди островов и вдоль зеленого побережья американских тропиков, и его имя стало самым громким среди тех, кто занимался морским разбоем. Пираты собирались к нему со всего света. Его восторженно встречали на Тортуге и в Гояве. Много матросов нанималось к нему в каждое новое плавание. Теперь все Братство ждало, когда же капитан Морган откроет бочонок рома и напьется, а потом начнет буйствовать на улицах города. Но с ним такого не случалось. Он бесстрастно проходил по улицам в пурпурном кафтане, серых шелковых чулках и серых башмаках с пряжками. Сбоку у него висела длинная рапира, не толще карандаша, в ножнах серого шелка. Моряки пытались завязать с ним дружбу, но он отталкивал их от себя с холодным пренебрежением. Он не забывал уроков плантации, где управлял рабами. Он и не пытался завоевать себе популярность, но все Свободное Братство отдавало ему должное — они восхищались его успехами и бросали к его ногам свою жизнь и богатства. * * * В 1670 году, когда Генри Морган решил захватить Панаму, она была большим, прекрасным городом. И не зря богатую Панаму называли «Чашей Золота». Не было другого места во всем Новом Свете, которое можно было бы сравнить с ней по красоте и богатству. Более столетия назад Бальбоа достиг берегов неведомого океана. В начищенных до блеска доспехах он вошел в воду, и ласковые волны омыли его. Войдя по пояс, он обратился к океану с торжественной речью, в которой объявил все захваченные им земли собственностью испанской короны. Он требовал от океана преданности и послушания, ибо воды его стали теперь неотъемлемой частью Кастилии и Арагона. За спиной Бальбоа, на берегу, беспорядочно толпились хижины индейской деревушки Панамы. На языке туземцев это означало «Место, где хорошо ловится рыба». Потом, когда испанцы сожгли деревню, на ее месте был воздвигнут новый город, которому оставили прежнее имя Панама, звучавшее, как песня. И вскоре Испания стала забрасывать из Панамы сети куда только могла, город отправды-вал свое название. Педрариас устремился на север и опутал сетями древние города майя. И Панаме достался его бога тый улов — невиданной работы змеи, и устрашающие идолы, и крошечные чеканные жуки, все из чистого золота. Когда же растащили украшения и в храмах остались лишь голые стены, Педрариас набросил испанскую сеть на весь народ и стал бичами загонять майя в копи. Писарро на кораблях отправился на юг; под натиском его конницы пала могущественная империя инков. Он перебил всех правителей, и государство перестало существовать. И тогда в Панаму поплыли корабли, груженные алмазами, золотыми дисками с символом солнца и церемониальными золотыми щитами. И Писарро бичами загнал покоренный народ в копи. Отчаянные капитаны повели свои небольшие отряды в Дарьен, где свирепые дикие индейцы жили на деревьях и в пещерах. Здесь испанцы отбирали носовые кольца, ножные браслеты и жезлы с идолами, орлиные перья которых были наполнены золотом. Все это набивали в тюки и на мулах отправляли в Панаму. Когда же были разграблены последние могильники, даже неукротимых дарьен-ских индейцев сумели испанцы загнать под землю. Драгоценности, на которые ушли долгие годы труда искусных ювелиров, стекались в конце концов в Панаму, где попадали в кипящие тигли; эти раскаленные обжоры превращали их в толстые золотые бруски. Городские склады были доверху набиты слитками золота, которые дожидались испанских кораблей. На складах не хватало места, и иногда груды серебра лежали прямо на улицах — кто бы стал тащить эту непомерную тяжесть! Так постепенно вырос великолепный город. Богатства, награбленные у порабощенных народов, шли на то, что в городе строили тысячи красивых домов с красными крышами и небольшими patio где благоухали редкостные цветы. Первые испанцы-завоеватели были алчные жестокие головорезы: солдаты, которые не боялись крови. Действуя небольшими отрядами, они захватили весь Новый Свет, и главным их оружием была безрассудная отвага. Но когда народы Никарагуа, Перу и Дарьена превратились в толпы безропотных рабов, когда там исчезла опасность, в Панаму потянулись купцы — люди иного склада. Они трусливо жались, заслышав звон стали, но если нужно было вздуть цены на провизию для колонистов или силой отнять у кого-нибудь землю, тут их ничто не могло остановить. Скоро купцы стали истинными хозяевами перешейка. Некоторые военные уже умерли, другие, томясь без дела, отправлялись в опасные экспедиции к новым землям, это окончательно развязало торговцам руки — они могли теперь свободно вздувать цены на съестные припасы, прибирать к рукам драгоценности: за горсть муки или фляжку вина им отдавали последние гроши, они получали непомерные прибыли и набивали сундуки слитками золота. В городе обосновалась компания генуэзских работорговцев, они выстроили огромное помещение для своего «товара». Там, в бесчисленных клетушках, сидели черные рабы, пока их не выволакивали на свет божий и не продавали тому, кто больше заплатит. Да, прекрасный это был город Панама! Вдоль главных улиц выстроились тысячи две домов из кедра, а немного подальше расположилось тысяч 1 Р a t i о — внутренний двор (исп.). 61 |