Вокруг света 1966-04, страница 38

лой и размахом. Творение Бармы не менее еретично, чем учение Феодосия Косого и его единомышленников.

XVII столетие, начавшееся в пламени Великой Крестьянской войны, прошло под знаком грозных городских восстаний и новой народной войны под знаменем Степана Разина. Архитектура «бунташного» века не отстает от событий. С царским и монастырским строительством соперничают каменные храмы, рассыпанные щедрой рукой зодчих среди деревянного моря торгово-ремесленных посадов и слобод. Их строят посадские люди, гости и купцы. Церковные каноны зодчества разрушаются вторжением мирского «всенародства». Церковь и крепостническое государство тщатся сохранить свой авторитет — работают «пы-тошные» башни, горят на кострах раскольники, царский кат четвертует Разина, патриарх запрещает шатровые храмы...

Но новое неодолимо. Народные мастера проносят сквозь рогатки духовной цензуры свои идеалы. Над сизой деревянной Москвой реют легкие и светлые столпы шатровых колоколен и высятся храмы, подобные затейливо украшенным и пестрым игрушкам. Как бы протестуя против неподвижности и строгости старозаветных храмов, на подворье гостей Никитниковых в Китай-городе вырастает стройная церковь Троицы (Грузинской богоматери), блещущая богатством своего убранства. В Путинках строится храм Рождества богородицы, неожиданный

по живописной композиции и «материалистической» пластике декора.

Не довольствуясь непосредственной игрой архитектурных форм, храмы расписывают снаружи, убирают сверкающими цветными изразцами. Строитель церкви Григория Неокесарийского в Замоскворечье обязывал зодчего Ивашку Кузнечика «прописати колокольню красками разныя растески, а где прямая стена — прописать в кирпич суриком, а у шатра стрелки перевить, а меж стрелок обелить, а слухи, и закомары, и окна — прописать разными красками; да у колокольни которое резное дело каменное разветвить и прописать красками». Московские изразечники создают роскошный мотив широкого майоликового фриза, получивший чудное имя — «павлинье око». В тереме Крутицкого подворья узорчатые изразцы сплошь застилают фасад. Московские зодчие создали на посадах и в слободах Москвы такое количество прекрасных храмов, что народная молва исчислила его эпической формулой «сорок сороков».

Этот многоцветный фейерверк архитектуры — финал древнерусского строительного искусства. В последнее двадцатилетие XVII века создаются его последние шедевры, звучит его лебединая песня. Соприкосновение с Западом и его искусством дало новые впечатления. Неистовость архитектурного мышления, живописность и избыточная красочность, которые как бы утомили глаз, сменяет тяга к упоря

доченности и регулярности; материальная сочность декора уступает изяществу почти невесомых кристаллических форм. Подобна игле колокольня купеческого храма Воскресения в Кадашах, прозванная в народе «свечкой». Сродни ей более грандиозная колокольня Ново-Девичьего монастыря, легко несущая ввысь свои ажурные призмы. В них по-новому живет древняя тяга к высотному полету архитектуры, породившая и гордую легенду о крыльях холопа. Кажется невероятным, что лучший мастер этого течения Яков Григорьевич Бухвостов был крепостным мужиком и вынашивал свои замыслы под угрозой господской плети...

Загоралась заря нового времени, и последние творения древнерусских зодчих с их артистическим чувством меры и пониманием разумной красоты предвещали рождение их преемников — зодчих классической Москвы.

Но это уже другая, отдельная тема. * * *

Москва богата большими и малыми памятниками древней архитектуры. Это памятники славы и гордости народа. Зодчие социалистической Москвы не могут не чтить память своих древних предшественников. Все мы прекрасно понимаем, что только социалистическому городу по плечу бережное и гармоническое сочетание архитектурных реликвий народа с новым строительством. В этом одно из практических приложений учения В. И. Ленина о культурном наследии.

С высоты москворецкого берега взмывает к небу в неудержимом полете каменная стрела шатрового храма.