Вокруг света 1967-09, страница 23ловек двадцать пять в полугражданском, полувоенном — авиаторы. Их лица, обращенные вверх с выражением гнева, злобы, отчаяния, циничной насмешки, обросли длинной щетиной. За исключением нескольких человек, которые явно осунулись, все они выглядели сытыми и здоровыми. Брэддок Вашингтон придвинул к краю ямы садовый стул и сел. — Как поживаете, ребятки? — спросил он добродушно. В воздухе повис хор проклятий, к нему присоединились все, кроме тех немногих, которые были слишком удручены. Брэддок Вашингтон слушал с совершенно невозмутимым видом. Когда затихли последние крики, он снова заговорил: — Придумали вы для себя выход из создавшегося положения? Раздались возгласы: — Мы остаемся тут навсегда, нам тут понравилось! — Подымайте нас наверх, мы уж найдем выход! Брэддок Вашингтон дождался, когда в яме опять угомонились, и тогда продолжал: — Я уже объяснял вам. Мне вы здесь не нужны. Я бы предпочел никогда с вами не встречаться. Вы попались исключительно из-за собственного любопытства, и как только вы предложите выход, который не повредит мне и моим интересам, я с удовольствием его рассмотрю. Но если вы будете заниматься только подкопами — да, да, мне известно, что вы принялись за новый, — вы далеко не уйдете. Вам не так уж тяжко приходится, как вы изображаете, и все ваши вопли о близких, оставленных дома, ничего не стоят. Если бы вы были из тех, кто тоскует о близких, то вы бы не стали авиаторами. Высокий человек отделился от остальных и поднял руку, требуя внимания от властителя. — Разрешите задать вам несколько вопросов! — крикнул он. — Вы делаете вид, что вы человек справедливый. — Какой абсурд! Как может человек в моем положении быть справедливым по отношению к вам? С таким же успехом можно ^требовать справедливости от голодного по отношению к бифштексу. При этом циничном ответе лица у двадцати пяти бифштексов вытянулись, однако высокий продолжал: — Пусть так! Мы уже спорили на эту тему. Вы не филантроп, и вы несправедливы, но в конце концов вы человек, по крайней мере считаете себя человеком, неужели вы не способны представить себя на нашем месте и понять, как... как... — Что именно? — холодно спросил Вашингтон. — ...как бесполезно... — Только не с моей точки зрения. — Ну... как жестоко... — Это уже обсуждалось. Жестокость не в счет, когда речь идет о самосохранении. Вы люди военные, вам это известно. Придумайте что-нибудь еще. — Ну... как бессмысленно. — Допускаю. Но у меня нет выбора. Я предлагал любого из вас или всех — дело ваше — безболезненно лишить жизни. Я предлагал похитить ваших жен, возлюбленных, детей и матерей и доставить сюда. Я расширю вам помещение, буду кормить и одевать вас до конца жизни. Если бы существовал способ вызвать непроходящую амнезию я приказал бы вас всех прооперировать и немедленно выпустил бы за пределы моих владений. Но больше мне ничего не приходит на ум. — А если поверить нам, что мы на вас не донесем? — раздался чей-то голос. — За кого вы меня принимаете? — с презрением отозвался Вашингтон. — Одного из вас я выпустил, чтобы он учил мою дочь итальянскому языку. На прошлой неделе он сбежал. Из двадцати пяти глоток вырвался дикий вопль восторга, и началось адское ликование. Пленники плясали, стучали каблуками, кричали «ура», пели на тирольский манер, боролись друг с другом, как исступленные. Они даже взбегали вверх по стеклянным стенкам, насколько могли, и съезжали вниз й^а своих природных подушках. Высокий человек затянул песню, все подхватили ее: Мы кайзера повесим На яблоне гнилой... Брэддок Вашингтон ждал в загадочном молчании, когда они кончат. — Вот видите, — заметил он, как только смог опять завладеть их вниманием, — я не желаю вам 1 Ослабление или потеря памяти. — Прим. пер. |