Вокруг света 1967-11, страница 12

бригады на фронт клянемся перед лицом трудящихся всего мира, что мы будем продолжать то военное дело освобождения труда, которое начал российский рабочий класс. Мы шлем свой горячий братский трудовой привет через головы сражающихся с нами шляхты и врангелевцев-белогвардейцев трудящимся Польши и Крыма».

— Боевое крещение наше, — продолжает рассказ Георгий Васильевич¹ Гамарин, — состоялось под Ореховом. Для многих из нас, да и для меня тоже, эти бои были первыми в жизни. От Гуляй-Поля до Орехова мы прошли в пешем строю. Пот лил ручьями, пыль как дымовая завеса. Гимнастерки, помню, стали похожи на черные кожаные куртки. Старые друзья друг друга еле-еле узнавали. Воды нет, пили из луж: процедишь через носовой платок и пьешь... Наша пулеметная команда занимала левый фланг, к югу от Орехова. Когда дроздовцы подтянули резервы, положение стало угрожающим: бригада могла попасть в кольцо. Белая пехота, два броневика, кавалерия с шашками наголо двигались прямо на нас.

Здесь мне придется прервать рассказ, чтобы напомнить о том, кто такие были дроздовцы. Дроздовская дивизия, названная так по имени деникинского генерала, успокоенного красноармейской пулей, была отборной дивизией белого воинства.

В начале врангелевского наступления «дрозды» двигались, развалившись в подводах, объедая вишни с деревьев, которые — за неимением времени — срубали под корень и тащили с собой. Обозы их ползли по выжженной степи в клубах пыли, похожие издали на поезда, окутанные низким, тяжелым дымом. Еще недавно они потехи ради с гоготом и гиканьем гоняли по степи асканийских страусов, подпалив привязанную под хвосты птиц бумагу. Но к июлю им уже было не до вишен и не до страусов. Роты сильно поредели, и среди исконных «дроздов», облаченных в особую форму — фуражки с малиновой тульей и белым околышем, малиновые бархатные погоны, — появились во множестве новобранцы, которые рисовали друг другу погоны обмусоленными химическими карандашами прямо на полинялых гимнастерках.

И все-таки дроздовцы еще были серьезной силой...

ю

В начале июля бои в Ногайских степях достигли наивысшего ожесточения. Первый бой под Ореховом запомнился мне на всю жизнь. Остановить врангелевскую атаку вызвался мой товарищ — наводчик пулемета Иван Михайли-ченко. Наша тачанка помчалась навстречу дроздовцам. Мы с ходу развернули ее, ударили по цепям из пулемета. От такой неожиданности белые пришли в замешательство. «Прицел шесть, бронебойными!» — кричит мне Иван. Я быстро перезарядил пулемет. Мы открыли огонь по броневику и подбили его. Но второй все ближе и ближе. «Слезай с тачанки! Готовь гранаты!» — командует Михайличенко, а сам не отрывается от «максима». Граната, еще одна, еще... Иван спрыгнул с тачанки. Еще граната! Броневик потонул в клубах пыли от близких разрывов. Видим — и второго подбили... За этот бой Иван Михайличенко был награжден орденом Красного Знамени. Иван в восемнадцатом году вступил в Красную гвардию. Потом его, как и всех нас, на пулеметные курсы направили. В Кремле он много раз стоял часовым у квартиры Ильича... Сейчас Иван Михайличенко живет в Харькове.

— А мне хотелось бы вспомнить другого героя гражданской войны, — вступает в разговор Алексей Андреевич Булычев. — Курсантская бригада состояла из двух полков. Одним из них — тем, в который зачислили меня,— командовал Владимир Михайлович Около-Кулак... Украинец, из Чернигова.

Помню, перед первым боем с дроздовцами наш полк сосредоточился в широкой степной балке. Командир приказал построиться... Скажу откровенно, мы тогда поглядывали на него настороженно. Знали, что он бывший офицер царской армии, окончил кадетский корпус и Павловское военное училище в Петрограде. Одно нас, правда, успокаивало — на груди у него был орден Красного Знамени, полученный им год назад в боях против Юденича. Командир сказал речь. Она была простой и короткой, но у нас словно крылья за плечами выросли! «Вы, — сказал командир, — ленинская гвардия и своей преданностью партии и Советской власти должны воодушевлять всю нашу армию...»

на стр 52 ►