Вокруг света 1968-04, страница 40

Танец с палками

джунглях на тщательно расчищенной поляне собралось около сорока юношей. В руках у каждого длинная палка, на бедрах широкая юбка, сплетенная из длинных тростниковых листьев.

Выстроившись в шеренги друг против друга и крепко сжимая палки обеими руками, воины застыли в ожидании.

Грохот боевых барабанов из черепашьих панцирей разорвал раскаленный воздух, и палки скрестились. Шеренги сходятся и расходятся, мерный ритм барабанов усиливается глухими ударами палок. Вот танцоры шагнули навстречу друг другу, короткий взмах, и палки, ударившись, разлетелись в стороны. Шаг назлтт. молниеносный поворот, и танцоры сно-

Ш

ва лицом к лицу. Пока они все улыбаются, пока их танец — просто веселье. Но выпады, прыжки, повороты следуют один за другим, движения все стремительнее, музыка становится тревожней, и постепенно улыбки сходят с лиц танцующих. Теперь они уже воины, и перед каждым — противник. Кажется, это уже не танец, а боевая схватка, в которой нет места слабому и малодушному.

Удар следует за ударом, их сила растет, но соперники, нанося и парируя удары, ни разу не сбиваются с ритма. Коричневые тела блестят на солнце, шуршат развевающиеся тростниковые юбки. Молниеносные движения рук и ног удивительно синхронны.

Когда-то этот танец исполнялся только перед войной; он был тренировкой, в которой воины могли проверить свою силу и ловкость, настроить свое сердце на борьбу.

Но то время прошло. Теперь на Каролинских островах танцоры не прячутся от чужого глаза. Их поляна стала той же сценой, а когда танец кончается и его исполнители, возбужденные «боем», тяжело дыша, все еще смотрят в упор друг на друга, старики собирают с туристов деньги.

Поняли ли зрители, что перед ними сейчас ожила сама история?

мейте в виду, — сказал мне визави за столом в гостинице, — здесь нельзя превышать скорость. На повороте вылетите или во Францию, или в Западную Германию. Как выяснилось, это одна из традиционных шуток в адрес малыша Люксембурга. Государство и в самом деле не гигант: семьдесят километров в длину, тридцать пять в ширину. Досужие головы подсчитали, что эта страна в двести тринадцать раз меньше Франции и в двенадцать раз меньше Бельгии. Однако, с другой стороны, Люксембург — первый среди малых и оставляет позади микрогосударства — Сан-Марино, Андорру и Лихтенштейн.

Я воочию убедился, что километры тут особые. Один стоит по меньшей мере десяти: столько уместилось в границах Великого герцогства разнообразнейших ландшафтов, городов и селений, диалектов, исторических и хозяйственных областей.

Меня давно интриговало это пятнышко на карте, зажатое между Францией и ФРГ, будто зерно между огромными жерновами. В разное время его печатали то зеленой, то коричневой, то малиновой краской — цветами соседей.

По дороге в Великое герцогство — кажется, единственное в Европе — мой спутник, уроженец одной из соседних стран, воскликнул с оттенком почтительного удивления:

— Подумать, ведь ему чудом удалось уцелеть! Крепкий народ, упорный...

Я вспомнил его слова, прочтя фразу, выбитую на обелиске в центре столицы:

«Мир волле бливе ват мир зин».

Зная немецкий, нетрудно угадать на летцебургеш: «Мы хотим остаться теми, кто мы есть».

Особенное, сокровенное не увидишь вот так, сразу.

Что отличает, скажем, вот эту пляс д'Арм от других площадей Западной Европы? На первый взгляд ничего. Пожалуй, только необычайная пышность разных титулов и эпитетов на вывесках и табличках — например: «Институт мойки окон. Основан в 1900 году. Старейшее предприятие этого рода в Великом герцогстве».

Лишь постепенно из смеси впечатлений выплывают детали, которые создают неповторимый облик страны.

Здания вокруг площади приземистые, кое-где вдруг обросшие непомерно тяжелыми лепными вензелями и башнями. Похоже на жилище человека, который долгие годы экономил каждый медяк, а потом вдруг разбогател и решил поведать об этом своим соседям.

На прохожих не видно экстравагантных одежд. Здесь не так спешат, как в Москве или в Париже. Власть светофора не оспаривается — люксембуржец послушно застывает перед красным сигналом, даже если мостовая совершенно пуста. А пуста она очень часто.

Тихо. Только раз при мне спокойствие нарушил грохот военной музыки — это караульный взвод в песочной форме войск HATQ маршировал ко дворцу. Ошалело сорвались с гипсовых амуров голуби. Однако внимания прохожих это зрелище не приковало. Похоже даже, что они подчеркнуто безразлично проходили мимо-

Нижний город — лабиринт средневековых улочек — лежит на плоском дне широкого оврага. По нему струятся, сливаясь, две тоненькие резвые речушки с французскими именами — Альзета и

38