Вокруг света 1968-04, страница 5

Вокруг света 1968-04, страница 5

Паганель знал, как надо вести урок. Сейчас он войдет, и дежурный отдаст ему рапорт: «Товарищ преподаватель! На уроке географии в 9-м «Б» отсутствуют...» А Паганель им скажет...

— А ну-ка, жарь, Паганель, отсюда! Сейчас Лев придет...

Левка испугался.

— А он мне велел провести урок. Сам Лев Николаевич...

И Левка показал журнал как вещественное доказательство. Ребята затихли. Была Швейцария.

— Хотите, я расскажу вам то, чего нет в книге? — Левка опять испугался. А чем еще он мог купить желание ребят слушать его, восьмиклассника?

— Но в следующий раз, — Левка покраснел, — вы будете отвечать мне и то, что написано в учебнике.

— Давай, Паганель!

Паганель рассказывал о мышах.

Они разбежались по земле из Швейцарии. (Только где я об этом прочел? Вдруг кто-нибудь спросит?)

— Левк! Мышеловки надо было поставить. По самой границе...

Паганель промолчал. Совсем как Лев Николаевич.

Потом он говорил, почему швейцарцы так хорошо умеют делать часы... И в следующий раз ему отдали рапорт. Только первую часть: «Товарищ преподаватель!» — дежурный почему-то пропустил...

Младший лейтенант открыл глаза, увидел уходящую вверх и вкось песчано-желтую стену госпиталя и не понял, как он мог быть Левкой-Паганелем, когда он был комбатом Добриным и его боль и слабость не имели к тому Левке никакого отношения...

Приказ велел выдвинуться с батареей вперед. И был глубокий сухой овраг. Его нельзя было перейти с орудиями. Двое из взвода разведки ушли искать обход. Они были уже далеко, когда Добрин тоже решил идти с ними. Так было верней. Они нашли проход и возвращались к батарее по гипотенузе, которая всегда короче двух катетов Это была не та гипотенуза!

Взрыв вошел в Добрина той болью, которую не чувствуешь. Но она кричала: «Зачем? Зачем эта боль в тишине?» Его глаза расширились, как только могли, и он искал ими взрыв впереди себя, но не нашел его. Тогда он оглянулся и увидел подброшенное в зарево тело. Оно не летело— тело висело в красном свете горизонта, и было похоже, что оно висело так всегда: с распахнутыми руками, с криком и болью, которая там была распятой. Он рванулся в сторону, но что-то помешало ему коснуться земли ногой. Кто-то толкнул его сильно и резко. Так, как не может толкнуть никто. То, что это была противопехотная мина, он понял уже на земле...

Он лежал посреди минного поля, чувствуя свое тело маленьким, обнаженным и каким-то про-хладно-хрупким. Ему казалось, что все, чем он дорог людям по ту сторону минного поля, на середине которого он лежал, — это его знание, как пройти орудиям на ту сторону сухого оврага; но чем дольше он лежал, тем меньше его знание могло пригодиться, а значит, и он сам — ведь на батарее были другие лю

ди, и они могли найти обход без него. Или уже нашли?..

А в это время командир орудия Волков полз к ним сквозь минное поле. Опустив голову в каске и чертя ею по песку, он стучал впереди себя саперной лопатой, прокладывая проход в поле противопехотных мин. Когда он подполз к комбату, в руках у него была уже третья лопата...

— Это были зандровые пески. Вы должны знать из географии: из-под тающего ледника вырывались воды, оставляя за собой зыбучий след песков. Есть этот песок и на берегах Днепра. Есть он и «южнее Речйцы», на первом нашем заднепровском плацдарме. Впрочем, не только там...

МОЖНО ЛИ НАЧИНАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА! ИЛИ ОТКРЫТИЕ, СДЕЛАННОЕ

ПРИ ПОМОЩИ ПЫЛЕСОСА

За окном был город. А за его арыками плескался океан песков.

Пески скользили и падали, ложась в хищные классические барханы. Барханы были похожи на месяц, брошенный на землю плашмя его желтые рога впивались в пространство остриями вперед. Но взвизгивал ветер — и бархан смывало: пески устремлялись вперед, чтобы лечь рябью, грядой, заносами — смертью для всего живого.

...А эта песчинка неслась по стеклу, лежащему на столе. Она была одна.

Иванов возвращал ее назад так терпеливо, будто учил летать; вот здесь, на кухне, ему надо было научить ее падать и подниматься вновь, прежде чем выпустить ее в пустыню... Он снова дул на нее через резиновую трубку, и песчинка улетала, послушно делая то, что ей и положено было делать: скользила, подскакивала и падала в изнеможении, когда у Саши кончался воздух в легких.

Все это было похоже на странную игру. Увидев ее со стороны, к игроку можно было отнестись с вполне понятной опаской. Он один пока участвовал в игре т-худой и тихий, покладистый парень, лаборант Института пустынь. Он умел начинать все сначала, доверяя лишь себе и своему заочному физмату. Он открывал мир, не стесняясь изобретенных уже велосипедов...

з