Вокруг света 1968-09, страница 4
оры все так же были закрыты. «Закрытые горы» не образ, а термин. Он означал холод без солнца, туманы над Верхоянским хребтом и полное отсутствие самолетов. Казалось, все хотели попасть на праздник оленеводов и не могли. Настало, наконец, время, когда плохая погода — обычная в этих местах — стала нам ненавистна. И тут горы открылись. Первыми пошли два борта с карасями — подарок якутов эвенам. Караси должны были прибыть раньше: праздник не мог обойтись без них. Мешки с морожеными карасями, как каменные, стукались о пол самолета, и пол звенел. Через полчаса в ползущую над хребтами щель меж туманов вошли мы. Хребет прошел под АНом цепью блестящих снежных шлемов, кованных ветрами до голубизны. Через сорок пять минут открылись десять синих километров озера, и самолет сел^ на лед. Так мы оказались в огромной вытянутой в длину чаше, края которой были горы, а дно — озеро. Здесь жили эвены. К самолету уже бежала вереница оленей. Олени отворачивали головы от шелестящего винтами тысяч оленей совсем не для того, чтобы только увеличивать их поголовье, они не питались святым духом с примесью трав и кореньев. Трое склонились над оленем. Один нож с деревянной ручкой, прямой и острый, с мягким лезвием, каждую минуту его можно было наточить о любой камень, переходил из рук в руки. Все делалось искусно и деловито. На разделку давалось всего пять минут, но это не были минуты спортивного регламента. Просто за эти минуты кровь на морозе могла свернуться, а как может пропасть кровь оленя! Ведь мы были у народа, прошедшего всю свою историю рядом с оленем, у «оленьих людей». Иногда нож не был нужен никому из троих, склонившихся над оленем, — один снимал шкуру у шеи, ловко проворачивая кулак между телом и шкурой, второй обнажал тонкие ноги оленя, а третий уже выкладывал на лед печень... Праздник начался. Мы поспешили к загону. Удивление не проходило в нас. Ведь еще один день туманов, и праздник прошел бы без нас! Такие же мысли были, по-видимому, и у моих спутников. Кто-то спросил: — Ты представляешь, как это происходит, как бросают мамыкту? «Нет», — промолчал я. Ю. Я Е К С И Нг наш спец. корр. Фото автора ЗД1 (В КРУШаМСКМАЬ самолета, но тела их, подчиняясь воле каюров, бежали к нам. С этой минуты и до конца все было удивительным и странным. А что, собственно, было? Мы сели в нарты — грузовые: широкие и низкие, чтобы, не дай бог, кто из гостей не вывалился по дороге в поселок. Еще был снег. Нетронутый и белый! Он пел и стонал под нартами. И не было горизонта. Был олень. Он забегал на спусках почти к нам в нарты, и его глаз — коричневый, огромный, в бархатно-черной глазнице — арабский глаз оленя, застывший от бега, нес в себе наши лица и горы. Я видел их как в теплом, живом зеркале... Во всем необычном для нас было столько простоты и естественности, что нам оставалось только удивляться. Мы рассматривали все это в упор, как глядели на первую для всех нас смерть оленя. Олень только что стоял живой, привязанный длинным ремнем к нартам. Теперь он лежал на голубом льду озера... Конечно, четыреста человек эвенов держали среди гор восемнадцать Мамыкта висела в сенях на темной стене — туда никогда не ложилось солнце. Прикрывая дверь в дом, Степан провел по холодной темноте рукой, наткнулся на мягкую кожу и тут же оценил ее: не высохла, но и не подгнила — не будет рваться |
