Вокруг света 1968-09, страница 40

среди людей, а война всегда шла за ними по тропе. Но есть войны, которые он может понять, а есть, которые не понимает. Есть войны, в которых люди обретают мужество, и войны, в которых находят свой страх. Сейчас они чувствуют страх.

Тут Педерсен прерывается и добавляет от себя:

— Вообще-то они еще не нюхали здесь настоящей войны. Район ньямбикуара считается благополучным. Они еще не узнали как следует, что такое автомат и что такое бомбы.

Я гляжу на Этрека и его людей и вижу, как вновь появляется на их лицах настороженность. Вопрос мой вновь взбаламутил их, поднял на поверхность страх. И снова в их глазах я становлюсь пришельцем, врагом, человеком, по следу которого может прийти только беда.

Кто приходит сюда за землей и богатством, заранее готов к любым преступлениям, заранее плюет на четвертую статью бразильской конституции, гарантирующую индейцам право на ту землю, на которой они живут. Да, в том, что мне говорили в Рио, была одна правильная мысль: это старый вопрос и это старая история.

Она началась, пожалуй, в тот день, когда первые европейцы ступили на землю Америки. Уже к середине XVII века Белен, крупный порт в устье Амазонки, стал процветающим центром работорговли, причем рабами тогда были индейцы.

Сейчас математически ясно — сколь ни жестока эта ясность, — что все амазонские индейцы будут уничтожены. Быть может, кто-то из индейцев перед смертью еще успеет прочесть библию благодаря неусыпному рвению таких миссионеров, как Педерсен.

БИБЛИЯ ИЛИ СМЕРТЬ

Самое невероятное заключается в том, что в массовых уничтожениях индейцев сейчас обвиняют... «Службу по охране индейцев» (СПИ). Официально обвинение в особо бесчеловечных преступлениях было выдвинуто против СПИ министерством внутренних дел Бразилии. Были также опубликованы документы, касающиеся деятельности этой организации за последние двадцать лет.

Я беру интервью у полковника Жоана Франки, командующего шестым отделением СПИ.

— В этих местах я нахожусь

месяца два, с тех пор, как получил приказ взять в свои руки контроль над шестым отделением Службы. На днях я вернулся из поездки по нашим постам, расположенным в районах, где живут индейцы, и смело могу утверждать, что теперь ситуация складывается вполне удовлетворительно. К примеру, на территории поста Симонь-ес Лопес сейчас живет все племя шавантов: оно было умиротворено около десяти лет назад. У меня создалось впечатление, что индейцы явно удовлетворены своей жизнью в лагере. Вы знаете, нам даже удалось заставить их немного работать, к тому же все шаван-ты привыкли, наконец, одеваться, как подобает цивилизованным людям, а не разгуливать нагишом.

— Сколько сейчас шавантов?

— В Симоньес Лопес их около двух сотен. Может, еще полторы сотни обитают в округе.

— А сколько их было раньше, во времена умиротворения?

— Несколько тысяч. Сколько было до этого — сказать трудно. Лет пятьдесят назад жило, наверное, двадцать-тридцать тысяч, но их скосили эпидемии. Ведь медицинского обслуживания у них нет. Вымирание для них — процесс закономерный.

— Ну, а если бы шаванты были предоставлены сами себе, как вы полагаете, они бы вымерли?

— Кто ж это может знать? Может, да, может, нет. Но так или иначе, их нельзя предоставлять самим себе, без религии, без цивилизации. К тому же Бразилии необходимы для развития все новые территории. Если бы индейцы были людьми более сообразительными, они бы приспособились к новым условиям — научились бы читать, писать, работать.

— Значит, перед индейцами стоит дилемма: или поступать, как приказывают, или погибнуть?

— Нет. Никто не хочет их убивать. Мы, наоборот, хотим сохранить их, мы гордимся нашими индейцами. Если они и исчезнут, то только потому, что этот народ, эта раса усталая, истощенная.

— Отчего же люди, работающие в Службе, — быть может, такие есть и в этом здании — динамитом и ядом уничтожают индейцев?

— СПИ здесь ни при чем. Преступления были совершены авантюристами, навербованными группой крупных бразильских се-мейств-магнатов, желающих во что бы то ни стало захватить эти земли. Эти семейства посылали в джунгли целые отряды убийц.

— Тогда почему СПИ — Служба по охране индейцев — не охраняет их от убийц?

— Семейства эти тесно связаны с правительственными сферами.

ПОСЛЕДНИЕ ДЕВЯНОСТО ДВА

С еньор Арлиндо Диас да Коста, главный управляющий индейского поста Магальяэс, продвигается сквозь высокую траву, как слепой, стуча перед собой палкой.

— Здесь все так и кишит змеями, — объясняет он мне.

Мы все дальше отходим от реки Сан-Лоренцо.

— Так вот, — продолжает сеньор Диас да Коста, — мы построили для них кирпичные дома, а они и знать не хотят их. Живут в своих соломенных хижинах. Как были дикари, так и остались.

Главный управляющий рассказывает мне о бороро, племени, уже не один десяток лет живущем в этой разновидности тюрьмы и теперь окончательно вымирающем. Девяносто два человека, уцелевших от всего гордого племени бороро, живут в деревне в трех милях от поста. Некоторые из них работают на полях Службы и каждое утро, пройдя это расстояние, предстают перед сеньором Диасом да Коста. Вечером остаток их сил уходит на то, чтобы проделать три мили в обратном направлении.

Хижины бороро больше хижин ньямбикуара и похожи на настоящие дома. У них четыре прямоугольные стены и скатная крыша. Войдя в селение, я увидел, что оно совершенно пусто, лишь одинокий боров без устали вскапывает землю.

Арлиндо Диас стучит палкой по крыше хижины:

— Эй, выходите, к вам гости!

Из хижин появляется лишь несколько ребятишек, но слышно, что там внутри кто-то есть еще: раздается надсадный кашель.

Через некоторое время появляются все обитатели. Диас, опершись на палку, стоит под деревом и продолжает кричать:

— Ну же, быстрее, выходите! Мы хотим вас сфотографировать.

Бороро неспешно выстраиваются перед нами. Молодые женщины, похожие на дряхлых старух, держат на руках детей. Юноши, у которых нет зубов. Какая-то калека, опирающаяся на две палки, и мальчик, чья голова украшена цветными перьями. Гордые

38