Вокруг света 1969-04, страница 65

ЧИТАЙТЕ В БЛИЖАЙШИХ НОМЕРАХ:

«И СНОВА — ПРЫЖОК НА ПАМИР». РАССКАЗ УЧАСТНИКОВ ЭКСПЕДИЦИИ.

ВОСПОМИНАНИЯ ПИСАТЕЛЯ ЛЬВА УСПЕНСКОГО О ПЕРВЫХ ЛЕТАТЕЛЬНЫХ АППАРАТАХ В НЕБЕ НАД ПЕТЕРБУРГОМ.

Колькин отец набил трубку свежей порцией махорки и протянул ее подошедшему Ульхуги. Тот откинул повисшую на ремешках шапку и взял трубку. От черноволосой головы его валил пар и смешивался с махорочным дымом. В сумерках пар от головы Ульхуги поднимался белым облаком, а дым сразу же исчезал, потому что и воздух стал цвета синеватого махорочного дыма.

Шум оленьего стада — шорох взрываемого снега, хорканье самцов, четкий хруст снега под копытами — постепенно стихал, и сам воздух как бы замер, скованный сорокаградусным морозом. Путь, где прошло сегодня пасущееся стадо, выделялся темной полосой перекопанного снега, клочьев ягеля, травы, перевернутых камешков. Сейчас там было царство мышей, куропаток и зайцев, которые двигались вслед за стадом, сдирающим снег.

Гряда сопок на севере стояла иссиня-черной стеной. Над стеной висели колючие, с блин величиной звезды. Над сгрудившимся стадом поднималось белое облачко испарений, и олени застыли в этом облаке, ибо наступила ночь — время оленьих страхов от древних до наших дней.

...Полог был собран. Из двери чоттагына на снег падал красный клин света от реактивно гудящего примуса. Иззябшие пастухи сняли в чоттагыне верхние кухлянки, брюки и торбаса, приподняли занавес полога и пролезли внутрь, где было тесно, тепло и светло от трех стеариновых свечек, прилепленных к древним каменным жирникам. Колька лежал на полу, гулькал и пускал пузыри. От снега его отделял двойной слой шкур и толстый матрац, во всю площадь полога, набитый теплоизоляционной полярной осокой, той самой, которую Нансену собирали в Сибири, когда он готовился к походу через Гренландию на лыжах. Колькина бабка просунула в полог узкое деревянное блюдо с дымящимся мясом. Мясо было сварено по единственно правильному рецепту: мелко нарезанным его положили в холодную воду и сняли, как только вода закипела. Все витамины остались при нем, и Колька маленько его пожевал. Ульхуги и отец долго ели, первый раз за день, потом долго пили кирпичный чай. От свечек, чайника и мяса в пологе стало жарко. Они сняли пыжиковые рубашки и остались в одних брюках. Поев, немного поговорили о волках и мгновенно уснули каменным пастушьим сном. Им было вставать в пять утра, наскоро завтракать мороженым мясом, обмакнутым в нерпичий жир, и идти к стаду. Колька тоже проснется вместе с ними, и отец не преминет заметить, что Колька будет пастух, раз рано встает, и даст ему тонко нарезанного мороженого мяса. Беззубый Колька будет мусолить его, и отец, как всякий отец, не преминет похвастать, что парень чувствует вкус сырой оленины — еды мужчин и пастухов.

В это время старик Канто, Колькин дед, и молодой Теркинто, зря промотавшиеся день за хитрым снежным бараном, были у стада. Старик Канто ле

жал за снежным застругом, курил и смотрел на звезды, похожие на морских ежей. Мысли его шли вперемежку от пастушьей звездной мифологии к скорому отелу и к тому, что пора кочевать для этого в закрытые от ветра долины с хорошим ягелем, пора бы и ветеринару уже побывать здесь. От отела мысли шли к приезду Большого Семена, который привезет керосин, муку и новости. Еще думал старик о сыне, Колькином отце. Хорошо, что тот, хоть и учился в интернате, стал пастухом, как и он и Теркинто. На бульдозерах ездить есть кому, и в самолетах хватает кому летать. Хороший пастух ой как нужен в их поселке. А заработки — заработки не хуже, чем на приисках.

А молодой Теркинто обходил стадо и думал о том, не забыл бы Большой Семен батареи для «Спидолы», которая еле хрипит. Еще он думал о поселке, где электричество, дома из архангельской брусчатки, кино и танцы ежедневно, не то что здесь, у пастухов, хоть они из того же колхоза. Заезжий лектор два года назад говорил о ярангах из пластика на невесомом алюминиевом каркасе с газовым отоплением в ванной комнате. Теркинто хохотнул, вспомнив эту лекцию. Алюминий на таком морозе можно ломать пальцами, а пластик — прошлый год купил он сумку из пластика, на другой день был мороз, и она потрескалась, как стекло.

Теркинто прислушался к тишине вокруг стада и подумал: хорошо бы поместить в углу полога телевизор, иначе на кой черт богатые пастушьи заработки. Впрочем, телевизор в нарте не увезешь.

Колька ничего не думал, ибо не умел, и сны видеть он не умел, а если бы умел, то наверняка видел бы громадных тундровых волков, стратегически залегших в ложбинках вокруг стада. Впрочем, у отца, деда, Ульхуги и Теркинто на сей случай всегда наготове карабин с досланным патроном. Только крутни затвор и — бей по пастушьей науке навскидку.

5

О крае, где долго жил и работал, трудно рассказать на нескольких страницах. Грустно пропускать многое из того, что пережито, что оставило во мне свои впечатления...

Но уж никак не забыть мне одну девчонку, с которой мы познакомились на мысе Нутепельмен, ограничивающем с запада залив Креста. Тогда ей было пять лет. Она провожала наши вельботы, одетая в крохотный меховой комбинезон, какой носят на Чукотке женщины и дети. Поверх комбинезона было красное платьишко, на голове красный платок. В этом наряде среди серой гальки пустынного берега она напоминала полярный мак, который встречается изредка в диких развалинах камня. Она махала грязной ладошкой, как машут во всех странах мира дети железнодорожных окраин, провожая гремящие поезда.

63