Вокруг света 1969-05, страница 16
Сейчас минус десять, и, когда стихает ветер, солнце даже пригревает. В пуховом костюме, теплых двойных ботинках не холодно. Клонит в сон — сказывается высота, недостаток кислорода и, возможно, то, что поднялись сегодня рано: готовились к встрече. Ждем, волнуемся. Четыре группы альпинистов оцепили площадку, расположенную чуть ниже вершинного гребня... ПЕТРИЧЕНКО. Видим на площадке знак, выложенный из красных десятиметровых полотнищ. Это означает, что скорость ветра у земли не превышает той, при которой можно работать. — Приготовиться! Еще раз оглядываю ребят. Десять человек. Со мной. Первым, прямо у обреза люка сидит Володя Прокопов... Одиннадцать золотых медалей, и это сплошь мировые рекорды. Рядом с ним самый молодой в нашей десятке — Юра Юматов... 22 года, 574 прыжка. Слава Томарович... занимался разработкой средств десантирования для этого прыжка, один из лучших испытателей парашютов. Осторожный и внимательный, он и сейчас оглядывает ребят, их парашюты и снаряжение — все ли в порядке. Володя Мекаев... Он еще в прошлом году был в составе нашей группы, прошел альпинистскую подготовку, но перед самым вылетом получил серьезную травму колена, не смог тогда прыгать с нами. (Володя — большой знаток и любитель узбекской кухни, только что он подходил ко мне: «Приземлимся — для всех сделаю плов...») Володя Чижик, Эрик Севастьянов, им по 29. Оба участвовали в разработке парашютной техники для прыжков на Памир и испытывали ее. Сидят спокойно, должно быть, мысленно перебирают все этапы предстоящего эксперимента — ведь им надо не только прыгнуть, нужно еще дать подробный отчет о работе парашютной техники, о поведении куполов на высоте. В руках у Эрика фотоаппарат — нужно успеть во время снижения сделать несколько снимков. За Севастьяновым — Валерий Глаголев, Владимир Морозов, Александр Сидоренко... Кто-то из корреспондентов еще перед нашим вылетом занялся арифметикой: на всех нас приходится 14 655 прыжков, 51 мировой рекорд. БОЖУКОВ. Рев моторов над головой, тень самолета с огромной скоростью пробежала по белому плато, на мгновенье погасила алое пламя перекрестия в центре площадки и, взметнувшись к скальному гребню вершины, пропала. Это пристрелка. Еще один заход... ПЕТРИЧЕНКО. Летим на высоте 8000 метров над пиком Ленина. Медленно открываются люки. Над обрезом — желтый плафон: до команды «Пошел» 30 секунд. Тридцать — на все: сосредоточиться, приготовиться к прыжку, полностью отключиться от окружающей обстановки. И — зеленый! Тут же отделяется Прокопов, медлить нельзя даже доли секунды; за каждую секунду самолет проходит 150 метров... Я прыгаю последним. Кинокамера фиксирует: все десять отделяются не задерживаясь... БОЖУКОВ. От неожиданности — а ведь ждал именно этой минуты! — я даже забыл вскинуть «Конвас», хотя ясно вижу, что пролетающий самолет развесил в небе целый букет цветных фонариков. Броском сажусь на снег, приникаю к окуляру камеры. Считаю. Один, два... девять, десять! Вся десятка! Ура! Парашюты сработали. Теперь бы только попали на площадку... ПЕТРИЧЕНКО. Я оглядел в воздухе всю группу: у всех нормально открылись купола. И только после этого взглянул на площадку. И сразу стало ясно, что на нее нам не попасть — сильный боковой ветер, возникший внезапно, сносит нас на юго-восток. Удастся ли ребятам нормально приземлиться? На глаз определяю свою скорость — не меньше 20 метров в секунду, то есть 70 километров в час, на такой скорости приземлиться на скалы — почти верная смерть... Сразу за вершинным гребнем небольшая снежная площадка. Дальше она переходит в пропасть. Значит, нужно удержаться на площадке. Во что бы то ни стало. Промелькнул гребень — и вдруг с куполом парашюта начинает твориться что-то странное — он резко раскачивается, пульсирует и складывается. Наверно, здесь начинается завихрение: новая неожиданность. Управлять куполом сразу становится трудно. Отделяю контейнер, и он повисает на фале. Резко натягиваю левый клевант и разворачиваюсь лицом к склону — нужно обязательно пробить ногами наст и удержаться на снегу, ведь крутизна склона достигает 70 градусов, и если начнешь скользить, задержаться нечем и не за что. Успеваю заметить, что тяжелый контейнер коснулся снега, но наст не пробил... БОЖУКОВ. Двое первых исчезли за линией горизонта, вот за вершинным гребнем исчезли остальные. Ребята тотчас устремились к парашютистам... Этот бросок для всех нас кончился одинаково: через 30—40 метров мы остановились, задыхаясь, широко раскрытыми ртами хватая воздух. Мы забыли, на какой высоте находимся... Первым, кого я увидел на снежном склоне, был Прокопов. Потирая ушибленные места, чертыхаясь, он сказал, что приземлился первым, а дальше Слава Томарович — до него метров пятьдесят, он за грядой скал. На скальном откосе склона увидел яркий купол парашюта и почти на одном уровне с ним, лишь чуть ниже, Славу... Хриплое дыхание вырывалось из-под кислородной маски. «Слава, Слава, потерпи, дорогой, сейчас все будет хорошо». Скорее перевернуть его, отцепить парашют, контейнер, уложить поудобнее, дать красную ракету: «На помощь врача!» Я так и сделал. Но тщетно... Я представляю, как это случилось... Неожиданный порыв ветра бросил Славу на скалы; первое прикосновение к земле было ударом; потеряв сознание, он инстинктивно тянулся к замку купола, но силы и точности не было в этом движении. По крутому склону он скатывался вниз, купол тянул с огромной силой в сторону, из этого беспорядочного движения рождались удары о скалы, рождалась смерть. Защитный шлем не спас... ...Впервые мы встретились с ним в мае 1967 года на работе у Петриченко. Саша позвонил ему, и вскоре он пришел — скуластый, крепко сложенный. Коротко представился: «Томарович». Средних лет, держится просто и дружелюбно; по вопросам специально техническим объясняется толково, со знанием и точно. На плато в августе 1967 года перед первым прыжком — встреча с объятиями. «На днях из Москвы. Еле успел. Красота-то какая здесь! Какое небо! Верши-и-ины... Это что за вершина? А это что 14 |
