Вокруг света 1969-05, страница 17
за вершина?» Не прошло и пяти минут, как Слава наладил кислородную станцию, подключил ее к большому голубому баллону и приглашал всех желающих хлебнуть глоток кислорода. На спуске по сложному маршруту чувствовалось, что альпинистского опыта у Славы ну ни на грош, но внимание, с которым он прислушивался к советам, восполняло многое... Мы спустились довольные друг другом — это максимум, чего можно было достичь в той обстановке. И подружились. Следующая встреча — за праздничным столом. Во главе стола молодые, Слава и Оля. Я чуть опоздал и сразу же благодаря Славусе очутился в центре внимания. Тосты «за самых мужественных людей на земле — альпинистов, которые прошлым летом спасли мне жизнь»... Познакомились с родственниками — ощущение, что все или летчики, или парашютисты, даже бабушки и те в свое время, в тридцатых годах, держали штурвал самолета. Не мудрено — ведь дело происходит в Тушино. Познакомились с мамой Славы, Верой Савельевной, пожилой сутуловатой женщиной с сединой в в<5-лосах, с морщинками у глаз («У сына такая профессия!»). Когда прощались, приглашали приезжать еще. Как вот теперь приехать? Присесть бы сейчас рядом со Славой, собраться, что ли, с мыслями... Но там, за вершинным гребнем, еще парашютисты. Надо торопиться к ним. Еще сто метров крутого подъема. Безопаснее подняться метров на 30 вверх и пройти по гребню, но ведь на это надо время! Я пошел, траверсируя склон, тщательно страхуясь ледорубом, — фирн очень жесткий, и ботинки еле держат. За гребнем встретил долговязого Валеру Петрука. «Володя Мекаев, Юра Юматов... Погибли». На склоне метрах в 50 вижу группу альпинистов. Аркадий Маликов с ребятами делают искусственное дыхание Глаголеву, пытаются привести его в сознание. Но... Травма тяжела, врач бессилен. Кто-то говорит, что Петриченко улетел далеко вниз... ПЕТРИЧЕНКО. Я врезался со всего маху в снег и пробил его. Купол парашюта вытянулся в сторону пропасти — моментально отстегнул замки, и он с шуршанием исчез в пропасти... Вовремя! Иначе на таком ветру семидесятиметровый купол легко бы выдернул меня из снега и потянул за собой в пропасть. Снимаю кислородную маску и начинаю освобождаться от запасного парашюта и подвесной системы; с трудом вытаскиваю ноги из снега — да, хорош наст, если подошвы «вибрам» даже не оставляют на нем царапин. Чтобы удержаться, нужно рубить ступени ледорубом, но до него еще нужно добраться. Мучает мысль: как ребята? Скорее, скорее действовать... Натягиваю фал контейнера, чтобы подтащить его к себе, но безуспешно, он даже не трогается с места. Тогда, держась за фал, осторожно, чтобы не сорваться, подхожу к нему... Разрезаю капроновые стропы упаковки. В контейнере все необходимое: кислородный баллон на 8 часов непрерывного действия, сигнальные ракеты, пуховый спальный мешок. Но вот с продуктами мы, кажется, перемудрили. Все парашютисты разного веса, а купол парашюта одинаковый для всех, и мы решили продукты (запас на трое суток) распределить между наиболее легкими парашютистами, тем же, кто потяжелее, отдать палатки. И вот я в первый раз пожалел, что отношусь к последним... Скорей выбраться отсюда. Я знаю только о Сидоренко... Перед самым приземлением я успел заметить, что Сидоренко — он снижался рядом со мной — ушел несколько севернее и исчез в пропасти (видно, там заметил подходящую площадку для приземления). Но вот в той стороне я увидел сначала зеленую ракету, потом красную, он говорил этим: «Приземлился благополучно, без травм, но один вряд ли выберусь». Попытаться найти его? Вдвоем нам будет легче... Я попробовал подойти к краю пропасти, но обрыв не был резко обозначен, идти дальше без страховки опасно не только для меня, но и для него — ведь я мог обрушить снежный карниз и вызвать лавину. Значит, нужно было обращаться за помощью к альпинистам, а они были у вершины. И я пошел к ним, пополз вверх медленно, вырубая ледорубом ступени. Но вскоре стал задыхаться и надел маску, дал малую подачу — нужно было экономить кислород, ведь неизвестно, сколько времени придется находиться здесь. Примерно через три часа, уже у самого подножья вершинного гребня, заметил группу людей, почувствовал себя увереннее. Но по их сосредоточенным позам понял: что-то случилось.,. БОЖУКОВ. Морозов — он приземлился за гребнем, недалеко от вершины, — лежал на снегу. Вокруг были следы: видно, что ползал вверх — к куполу парашюта, вниз — к контейнеру; на коленке пристегнут шлем — ползал на коленях. При приземлении сильно повредил ногу... «Как ребята?» Что ответить? Решаем — всю правду- Володя замкнулся, ушел в себя. Решаем отвести его к ребятам, что находятся близ гребня. Он поскакал, опираясь на наши с Валерой плечи. Сил у Володи еще много, он в маске, дышит кислородом. Мы же устаем и, сделав 10—15 шагов, предлагаем ему отдохнуть. Володя из вежливости соглашается, хотя по поведению чувствуется, что не понимает — зачем. А мы валимся на снег от усталости. И лишь через полчаса, когда Володя снова стал спрашивать, что с ребятами, я понял, как сильно он ударился при приземлении. На юго-восточном снежном склоне показалась фигура. Вглядевшись, я удивился неустанности, ритмичности движений человека, совершенно невероятной для столь крутого подъема на семикилометровой высоте. Это был Петриченко. Он шел с кислородным аппаратом. * * * ПЕТРИЧЕНКО. Первый вопрос — что с остальными? Валя отвернулся... Я не мог поверить в гибель товарищей — опытных, тренированных парашютистов... Валя повел меня к гребню, туда, где лежали погибшие... Казалось, было предусмотрено все — изучена площадка, изготовлено специальное оборудование; патрулировали вертолеты — на доступной для них высоте; опытные альпинисты, палатки, запасы продовольствия ждали нас при приземлении... И все-таки это был прыжок в неизведанное: резкое и непредвиденное усиление ветра, перемена его направления привели к тому, что нас унесло от площадки, бросило на скалы... Погибших захоронили на заоблачной вершине, воздвигнув пирамиду из вековых камней. Но это было уже потом... на стр. 46 15 |
