Вокруг света 1969-07, страница 5

ад Керчью, открытой всем ветрам — и азовским и черноморским, — и лишь с одной стороны заслоненной кое-как голой макушкой Митридата, сбрасывали свой груз пыльные вихри. И через неделю никто определенно не мог поручиться, где, собственно, кончается земля и начинается море. И берег и ледяные поля, до горизонта сковавшие море, окрасились в один грязно-коричневый цвет.

Впрочем, граница меж морем и сушей исчезла лишь для глаз. На самом деле она в эти дни стихийных передряг стала еще более отчетливой, усугубив разницу человеческих служб на берегу и в море. Хоть на земле приходилось совсем не сладко, мореходы и рыбаки поглядывали теперь в ее сторону с особой надеждой. Потому что, как правильно писали газеты, «...особенно в эти дни трудно тем, кто в открытом море».

Керченский порт жил и работал. И в этом была большая доля труда коммунистов и комсомольцев, керченских мореходов.

Капитан буксира «Вайгач» Анатолий Филиппович Тимощук привычно запаковал свой рейсовый чемоданчик, где смена белья и несколько пачек папирос, и отправился в порт. На углу, в киоске, прихватил свежие газеты и тут же на ходу развернул одну.

«...Ураганные ветры пронеслись над городами юга Украины...» Это он уже знал. Ага, есть тут, оказывается, о косе Бирючий остров. «...Волны бились о пороги домов. По морю выбраться с острова было невозможно: лодки застревали в скоплении ледяных обломков...»

Дочитывал Анатолий заметку уже на пороге диспетчерской.

«...Был срочно вызван вертолет. Его командир А. Королев и штурман Г. Хащипин сначала сбросили продукты, а затем забрали на борт женщин и детей...»

Комната была уже полнехонька. Старший диспетчер Константин Константинович Прокус, прижав плечом телефонную трубку и управляясь одновременно с карандашом и папиросой, записывал задания.

Анатолий не успел оглядеться, как диспетчер, бросив трубку на рычаг, поманил его.

— Значит, так, Филиппыч. — Прокус барабанил карандашом. — Возьмешь «Крым»... «Крым» надо провести. Промеряешь фарватер и проведешь. Дальше будет видно...

— А лот мне, выходит, на лед бросать? — Анатолий еще не мог так сразу отрешиться от настроений «мирного времени». — Лот куда бросать? Там же сплошняком лед стоит.

— Ничего, ничего... — Прокус высматривал кого-то следующего из капитанов. — Возьмешь «Крым». — И спокойная деловитость диспетчера говорит Анатолию больше всякого крика.

— Давай, Филиппыч! — подзадоривают Тимощука капитаны. — Давай, а то форштевень у твоего «Вайгача» прямо на глазах ржавеет.

По снежной каше, по ледяным блюдцам Тимощук выходит на черные доски причала, в конце которого задрал высокий нос «Вайгач». «Вайгач» весь в ледяной коросте, якоря выбелены колючими кристаллами, но форштевень блестит, точно полированный. По званию «Вайгач» морской буксир, или короче — МБ. Но в рыбном порту он давно расстался со спокойной жизнью* обычного буксира и стал аварийно-спасательным судном.

На крыло мостика капитан выходит в штормовой одежде— черном полушубке и ушанке. Ребята внизу уже убирают трап — раз Филиппыч в полушубке, значит опять в море.

— Убрать кончики, — негромко командует Тимощук. — Кабель не утопи, — добавляет он матросу, зазевавшемуся на носу.

Под низкой кормой буксира вспухает и лопается ледяной панцирь, показываются молоч-но-зеленые буруны. «Вайгач», осторожно пятясь, отваливает от стенки. Вид у него недовольный. Глазницы клюзов прикрыты веками обмороженных якорей.

К обеду, когда в камбузе вовсю потянуло запахом традиционного морского борща, раскаленные вареники занежи-лись в миске со сметаной, а компот набрал необходимый цвет и дух, «Вайгач» уже переделал массу дел. Он прощупал путь и провел среди льдов по незнакомой дорогу «Крым», тоже буксир, но раза в три-

ЛЮДИ ЛЕН И НС КОИ

эпохи

четыре больше «Вайгача», а потому и сидящий глубже и более осторожный — не дай бог посадить его на мель или на набившийся до самого дна лед.

Потом «Вайгач» окалывал в новом рыбном порту, называемом Ковшом, огромный рыбовоз-холодильник. Рыбовоз вмерз крепко-накрепко, и «Вайгачу» пришлось как следует попыхтеть и поплеваться горячей водой, прежде чем удалось выбрать судно из ледового полона.

Но рыбовоз и теперь еще был недвижим — мешали развернуться льды в порту. И «Вайгач» стал крутиться юлой, дробить льды. Тимощук переходил с левого крыла мостика на правый, потом назад и молча показывал Лешке-рулевому направление. Рулевой отчаянно крутил дубовый штурвал, и под кормой «Вайгача» ворочалась вместе с пером руля вязкая ледяная каша. Свитер домашней вязки, толстый и длинный, как пальто, дымился на Лешкиных плечах.

Наконец рыбовоз развернулся в зеленом крошеве, и «Вайгач» получил уже новую задачку. Вместе с «Крымом» он отправился проводить освобожденное судно до двадцать первого буя, где и начиналась чистая вода. К двадцать первому шли по проторенной дороге: был пробит канал, и ходить можно было без опаски, пока не налетит сильный ветер и не погонит ходовой лед. Правда, канал получился чуть узковатым, и движение регулировалось как на железнодорожном разъезде.

Чтобы не влезать в очередь, «Вайгач» пошел прямо по целине, словно конвой, прикрывающий караван. Он только один раз заскочил в канал. Какой-то СЧС (средний черноморский сейнер) умудрился застрять и в нем. «Вайгач» выдернул СЧС и на всякий случай тащил его еще с километр. У двадцать первого буя, когда появились большие полыньи, предвестники чистой воды, Тимощук оглянулся. СЧС опять лез в какие-то немыслимые промоины...

За спиной рулевого — радио. Оно кого-то ругает, наставляет,

3