Вокруг света 1969-08, страница 48

Ветер неожиданно стих. На выгоревшем за день небе застыли чуть подернутые вечерними тенями облака. Невидимое за домами садилось солнце — но до короткой летней балтийской ночи было далеко, — и закат лишь угадывался по тому, как золотисто-желтые камни Ивангорода постепенно наливались розовым светом, словно солнце отдавало на ночь свою силу древним камням, а ставшие резкими тени очертили морщины на старых ладонях стен. Перед нами высился монолит западной стены Ивангорода. Она, казалось, была рождена единым дыханием — такой нерасчленимой на эпохи и строительные этапы мощью уходила она в серое небо.

Едва видимая — скорее угадываемая — тень от дозорной башни ливонского замка неспешно сползла к Нарове, чуть помедлив, словно не решаясь, коснулась воды, неслышно переплыла реку и, взобравшись на откосы Девичьей горы, попыталась дотянуться своим острием, как мечом, до этой стены, но бессильно раскрошилась о серое подножие ее...

* * *

...Тихо и спокойно сейчас в старых крепостях. Стены Порхова, что одни из первых испытали на себе действие огнестрельного осадного оружия, неторопливо смотрятся в темные воды реки Ше-лони, где в прибрежных зарослях стоят, задумавшись, тяжелые рыбы. Неторопливо шелестят дубы Велья на грузных валах меж двух светлых озер, над которыми висят стрекозы и высоко за ветром поет жаворонок. Бескрайне распахнуто чистое небо над розовыми крыльями Изборска — и темные облака, словно конные половцы, кружат в недоступной дали вокруг Журавлиной горы. Ворчливо вспарывает Волхов свой глинистый берег, куски глины падают в его коричневую воду — и там, где почти к самой воде спускаются фундаменты одной из древнейших новгородских крепостей — Старой Ладоги, — вымокшей дворняжкой крутится на цепи остроносая рыбачья лодчонка, подскакивая на волне и показывая зеленое от речной нечисти брюхо.

Спокойные тележные колеи ведут по мосту, похожему на древнеримский акведук, <к навсегда распахнутым воротам форпоста Новгородской зем

ли — крепости Копорье, и, (если жарким июньским днем пройти этим мостом за стены, голова закружится от пьянящего запаха свежескошенной травы.

Отгремели выстрелы, и застыли на страницах летописей беды и радости тех, кто строил эти стены и вверял им свою судьбу. Тихо и спокойно в старых крепостях...

Но нельзя, просто невозможно спокойным сердцем вступать в их пределы, ибо невозможно не ощутить, что и это небо, и звон стрекоз, и пенье жаворонка, и ветер с Балтики, и воздушная зелень льна у дороги — вся доброта твоей земли была изначально вручена тебе этими каменными, молчаливыми и добрыми богатырями. Исчезает время, что разделило заросшую мхом выбоину от ядра и до сих пор еще осыпающиеся известью следы пуль на уровне человеческой груди у восточной стены Ивангорода, где фашисты добивали раненых красноармейцев... И ты понимаешь, какой великой кровью платили за этот дар твои прадеды, деды, отцы...

...Неподалеку от Ленинграда, над спокойными каменными плитами, уходящими по густой траве вбок от шоссе, стоит четырехугольный обелиск. На сером отесанном .камне отчеканены два лица — женщины в крестьянском платке и девочки. Женщина прижала девочку к себе, прикрыв правой рукой, чтобы зло не коснулось ее.

♦Здесь был остановлен враг в сентябре 1941 года частями 23-й армии Ленинградского фронта», — прочли мы надпись на каменной плите. А на другой плите, рядом:

«ЭТО ВРЕМЯ НАВСЕГДА УШЛО ОТ НАС И НАВСЕГДА ОСТАЛОСЬ С НАМИ».

Лица, застывшие на камне, показались нам знакомыми. Будто совсем недавно, несколько дней назад, мы видели такие же огромные детские глаза и скорбные морщины на обветренном женском лице. И вспомнились та смоленская старуха и девочка в красном, что выглядывала из-за плеча чуть прихрамывающего мужчины, прижав ,к груди белые цветы, которые легли потом на могилу Неизвестного солдата у смоленской крепостной стены...

Конец

Мемориальный ансамбль, сооруженный под Ленинградом в 1967 году. Здесь в сентябре 1941 года был остановлен враг.