Вокруг света 1969-12, страница 79

— Спасибо вам большое. До свидания. Если вы не возражаете, мы уйдем завтра с утра. Квартира прекрасная, сами знаете, но мы как-то привыкли по селам...

— Как хотите. Мой дом — ваш дом. Одно прошу: не пейте весь кофе. Немножко выпейте, и ладно.

— Не беспокойтесь.

— А завтра захлопните дверь. У меня есть ключ. Вот вам другой, если надо будет выйти.

— Спасибо, спасибо вам за все, дон...

— Рафаэль. Сегодня — пятница, зовите меня Рафаэлем.

— Ну вот, спасибо, дон Рафаэль.

Когда Габриэль-Хуан-Рафаэль вышел на улицу, путники стали ему махать, и махали, пока он не свернул за угол. Он оборачивался каждые три шага и махал им.

Стоя у окна, они смотрели на крыши, балконы и слуховые окошки.

— Какой добрый!

— Добрее некуда. Золотое сердце. Первому встречному отдает квартиру и рыбой кормит.

— И говорят, поэт превосходный. Пишет, знаете, и печатает; как напишет, так и печатает.

— Да... А он известный?

— Еще какой! Известней некуда. Кажется, его и за границей знают. — Бродяга призадумался.

— Да, это не шутки...

— Какие уж тут шутки!

Беседуя о достоинствах своего

поэта, они не отходили от окна.

— А зачем ему три имени?

— У них разберешь! Известное дело — поэты. Они все... того, вроде скрипачей.

— Да, да...

Дюпон решил поставить точки.

— Были бы в себе, сидели бы тихо. Мы вот стихов не пишем.

— Да...

Дюпон лучился, как архангел.

— Дон Густаво Беккер, покойник, тоже был это... не в себе.

— Ага...

— А Эспронседа великий был человек, наша слава, можно сказать, и тоже... того.

— Ага-а...

Быть может, у поэта было столько соседей, сколько песчинок на пляже, но внимание путников привлекли донья Патро и Энкар-нйта.

Донья Патро жила напротив, Энкарнита — наверху, в мансарде с балконом, утопавшим в сухих травах.

Путники имели честь познакомиться с дамами, потому что те тоже дышали вечерней прохладой.

— Дышите, сеньорита?

Энкарнита не ломалась.

— А что, не разрешается?

— Ах что вы! Вам виднее.

Дюпон посмотрел прямо вперед.

— А вы, сеньора?

У сеньоры была изжога или что-то с печенью.

— Что — я?

— Ничего, ничего, ладно!

Обескураженные путники вспомнили, что у них есть ключ, и пошли выпить винца.

— Так, немного.

В кабачке паренек у стойки рассказал им о дамах.

— Как же, донья Патро! Пальца в рот не клади. Мужа, говорят, отравила, и колдует, и гадает. Хотите кому насолить, так? Идете к ней; платите два-три дуро или там сколько, она говорит разные слова, и — раз! — вашего друга схватила чахотка, или чесотка, или что еще.

— Всего три дуро?

— Да, у нее недорого.

— Дешевле пареной репы!

¹ Густаво Адольфо Беккер, Хосе Эспронседа — испанские поэты-романтики XIX века. — Прим. пер.

Рисунки К. ЭДЕЛЬШТЕЙНА

— Вот именно. Потому к ней и прут.

— Ага, ага...

Парень за стойкой продолжал свою повесть о кознях доньи Патро.

— Хотите узнать, что с вами будет, так? Идете, значит, к ней, платите, и она вам все выложит, как есть. Бывает, по всей лестнице стоят, хвост на улице, даже полицейский за ними смотрит.

— Ага, ага... А другая?

Парень потребовал уточнений.

— Это какая? Которая прямо над вами?

— Да.

Парень коротко вздохнул, почти неслышно.

— Эта — Другое дело, это — Энкарнита, она из бывших, тонкая, знаете, такая. Живет, бедняга, кое-как, сами понимаете. Красивая, верно? Очень красивая... Был у нее в детстве паралич, а теперь вот нога сухая. Иногда заходит к нам. Со всеми вежливо обходится, сразу видно — воспитание.

Дюпон подумал, что Энкарнита для парня — недосягаемая Дуль-синея.

— А характер у нее хороший?

— Нет, характер плохой. Чувства тонкие, а характер плохой, врать не буду. Ее винить нельзя. Усохни у меня нога, я б такой отмочил характер...

— Да, тут не разрезвишься...

— Вот именно. Бывают, конечно, которым все не так. Говорят, она озлилась. Ну и что? Молодец, что озлилась, чего ж ей еще делать? А, сеньор? Тут и не так озлишься.

Когда Дюпон и бродяга снова встали у окна, доньи Патро не было — наверное, принимала клиента, который хотел нагнать на ближнего лишай или лихорадку.

Энкарнита сидела на месте.

— Ну, все про меня разузнали? И про ногу? И про характер, и какая я злыдня?

Дюпон и бродяга не знали, что ответить, и молчали. Замолчала и Энкарнита. Говорят, у газелей очень тонкий слух. Быть может, газель и услышала бы рыданья; к тому же, Энкарнита хлопнула дверью, и стекла задребезжали. Если б она не закрыла балкон, можно бы и без газели управиться...

Наутро Дюпон и бродяга украли книжку у дона Рафаэля-Габриэля-Хуана и оставили внизу для Энкарниты.

Перевела с испанского Н. ТРАУБЕРГ