Вокруг света 1970-05, страница 44

ДЖАНГАДА

Джангада вышла в море

с Чико, Береро, Фенто.

Джангада пришла домой одна...

Так поют рыбаки на берегах у Ре-сифе в Бразилии.

Уходить далеко в море на этих небольших плотах (фото 1) опасно: скромные «потомки» тех судов (рисунок 2), что покоряли величайший океан на Земле, утратили многие из своих лучших качеств. Да и знаменитое достижение индейцев-мореходов — переносные кили — гуары — ныне не лучший способ управления судном.

ОЛЬГОВЫ ЧЕЛНЫ У ВРАТ ЦАРЬГРАДА

Обшарпанные, в ссадинах днища смолили в Смоленске (он и назывался поначалу Смолинск). Но волоки великого водораздела были только первым испытанием для ладей, на которых русичи спускались трудным путем «из варяг в греки». В белой пене стояли на Днепре пороги на целых семьдесят верст, и тут снова доставалось и людям и лодкам. Удивления достойно, как только после всех этих тяжб с сушей дерево выдерживало напор морских валов, благополучно проскальзывало над мрачными глубинами Понта!

Летопись сообщает, что в знаменитый свой поход на Царьград Олег вышел с двумя тысячами лодок, и на каждой было по сорок человек, как видим, гораздо больше, чем нарисовано на старинной миниатюре (рисунок 3). Олеговы ладьи, Святославовы насады, струги дружинников и торговых людей — все это были по тем Бременам сооружения универсальные. Удобные в маневре и на воде и на суше (вспомним, как ужаснулись греки, когда Олег подкатил на колесах свой флот прямо к стенам Царьгра-да!), лодки эти были равно приспособлены и для петляния по речным руслам, и для просторных морских дорог. Безветрие — упирались в воду веслами, задует упругий свежак — и мачта поднята, хлопает парус, дышит полной грудью, а мокрые весла убраны под сиденья.

Л. Юров

РАНГУНСКИЕ «ГОНДОЛЫ»

Подходят к Рангуну, столице Бирмы, корабли, встают на якорь посреди широкой мутной реки. Между ними и берегом снуют пестро разукрашенные лодки, похожие на венецианские гондолы. Нос и корма у лодки высоко подняты, и «гондольер» стоит на корме, подгребая длинным веслом (фото 4).

КАТАМАРАН

У жителей маленьких коралловых островов Гилберта в Микронезии, к востоку от Новой Гвинеи, есть разные суда. Гоночные катамараны, лодки торговцев копрой, почтовые шлюпки, не говоря уж о пароходиках, которые поддерживают связь между островками. А на атолле Табитуеа существует «правительственный» катамаран, выполняющий поручения старосты атолла (фото 5). Экипаж его состоит из двух человек — капитана и матроса. Причем должность матроса по традиции достается заключенному местной тюрьмы. В последние годы заключенный там один. Вот и приходится каждое утро уходить на «принудительные работы» в море.

„.СЛОВНО СГУСТОК НЕЯРКОГО СОЛНЦА

•■■Сказать, что именно она решила судьбу заселения севера Американского континента, все-таки будет излишне смелым. Но без нее уж точно не обошлось.

Я говорю о лодке, именуемой байдарой (фото 6). Для того чтобы ее изобрести, было необходимо море, желание выжить там, где выжить нельзя, и гений маленького народа. Для того чтобы построить — шкура моржа, очень немного дерева и чертовски много терпеливой ловкости рук. Красота же присуща байдаре изначально, как вещи, доведенной до логического конца развития и совершенства.

Байдару начинают с каркаса. Его размер определяет размер будущей лодки. Для того чтобы сделать каркас, необходимы семь жердочек толщиной с человеческую руку и еще немного дерева на распорки — шпангоуты. Ничего, если обломки дерева коротки — их можно соединить моржовым ремнем, который, высохнув, обретает крепость стальной скобы. Три жердочки составляют дно. Четыре — попарно на оба борта — верхние обводы. Когда все это скреплено неизменным моржовым ремнем в единую жесткую и упругую одновременно конеIрукцию, старик байдарострои-тель с помощью любого подвернувшегося под руку мальчишки переносит каркас на шкуру.

О шкуре надо сказать особо, ибо она броня борта и, если так можно сказать, плоть судна. Она превращает каркас в лодку, и она же отличает байдару от шлюпки, крейсера или курильского умиака. Шкуру моржа терпеливые женские руки распластывают надвое по толщине. Теперь ее хватит на байдару грузоподъемностью, скажем, в тонну. Но бывают двушкур-ные или трехшкурные гиганты, «большие, как пароход», на которых целый поселок мог уплыть на новое место со скарбом и ездовыми собаками. Меж собой шкуры сшиваются потайным непромокаемым швом, но лодка делается одинаково, хоть из одной, хоть из трех шкур: выкроенная обшивка перекидывается через верхний обвод, и моржовые же ремни туго крепят ее к второму, внутреннему теперь обводу. Натянутая байдара обтекаема, как стекло, и — это уже вовсе из эстетической области — она просвечивает на солнце и на воде.

Но на ней били кита. Вместе с гарпуном она служила основой целой цивилизации. Говорят, что предки аляскинских эскимосов пришли с Чукотки через перешеек, бывший на месте Берингова пролива, пешком. Не знаю. Но на байдаре целые эскимосские семьи переплывали Берингов пролив с собаками и скарбом, как говорят, не моргнув глазом, и в ту и в другую сторону. Они уходили на байдаре за десятки километров от берега, и, если надо, три человека вытаскивали байдару грузоподъемностью в тонну на берег, на льдину, куда угодно.

На байдаре под № ВН-740 мы как-то прошли семьсот километров вдоль берега Чукотского моря. Когда однажды борт прохудился, а это было в начале пути, наш капитан заткнул дырку куском моржового сала, и так было до конца той дальней дороги.

— Ремзавод всегда под рукой, — сказал капитан Анкарахтын.