Вокруг света 1970-12, страница 64

— Они сделали меня предателем. Я никогда не прощу им, — он шепчет, стиснув зубы. Бледный юноша, совсем негероического вида. -»— ...Я не выдержал. Я не мог вынести. Никогда, никогда я не прощу им этого. Вы должны рассказать, до какой низости доводят эти господа честных людей.

Он рассказал мне час за часом историю своего ареста.

Его взяли днем, когда он возвращался с лекций домой, — на дороге его нагнала машина, и ему велели сесть в нее. Первый допрос был в районном участке асфалии — политической полиции. Уполномоченный по расследованию подрывной деятельности среди молодежи сказал, что к нему лично у них претензий нет. Ему нужно продолжать учебу, получить профессию и «стать полноценным членом общества». Цель же провокаторов, уговоривших его распространять листовки, — ввергнуть страну в анархию и отдать ее под власть иностранных держав. Провокаторы — трусы. Сами небось спрятались по углам, а его, студента, заставили отдуваться.

Студент молчал. Тогда в ход пошли угрозы. Уполномоченный сказал, что его завтра же выгонят из университета, сошлют на острова, он навсегда останется «подозрительным элементом», не найдет работы. Студент молчал. (Друзья говорили ему, что лучше всего молчать и не вступать с ними в разговор.)

Тогда уполномоченный и его помощник стали по очереди бить его кулаками по лицу, крича, что он агитатор и с ним надо расправиться: «Кто велел тебе подкидывать листовки? Кто дал тебе их?»

Люди из асфалии повалили его на пол, сорвали туфли, продели ноги сквозь спинку стула, положенного на бок, и стали бить палками по пяткам. Эта пытка — «фаланга» — была известна еще в глубокой древности. Так наказывали беглых рабов.

Они били его с полчаса. Сломалась палка. Он кричал от боли, утирая искусанные в кровь губы. Они подняли его и сказали, что, если он не скажет сейчас же, кто подстрекатели, ему будет так плохо, что он пожалеет еще не раз, что молчал.

Студента повезли в здание на улице Бубулинас. Название этой улицы звучит в Афинах так же мрачно, как четверть века назад для парижан звучала улица Ларистон — там помещалось гестапо... В асфалии на улице Бубулинас истязают, так сказать, стационарно, на специально оборудованных коз

лах, где металлические кандалы удерживают ноги истязаемого в определенном положении. Били железными палками, не снимая ботинок с ног. Боль приходила сквозь тело и впивалась при каждом ударе в мозг. В углу валялась груда обуви — когда разлетались подошвы, палачи натягивали на ноги новые башмаки.

Через каждый час его отвязывали и заставляли бегать вокруг козел — это не дает человеку свыкнуться с болью. Как видите, отточенная техника, свидетельствующая о глубоком знании предмета. Студент уже не мог стоять на ногах, его все гоняли, пиная ногами по позвоночнику.

Его начали бить в девять вечера. В пять утра он сказал, кто дал ему листовки... Его завернули в одеяло и швырнули в подвал. Там он пролежал два дня без воды и без пищи. Камера была длиной метр восемьдесят и шириной метр двадцать. В уборную ему разрешили пойти только на пятый день. Он полз по коридору на четвереньках, не в силах подняться на ноги.

Двадцать дней его держали на улице Бубулинас. Потом перевели в тюрьму Авероф. Увидев нары, он заплакал от счастья: можно будет спать не на цементном полу. В этой крупнейшей афинской тюрьме он провел сорок пять дней, прежде чем было подготовлено его «дело». Суд приговорил его к двадцати годам исправительных лагерей. Перед студентом разверзлась бездна.

Через пять месяцев пребывания в лагере на острове Энгин его вдруг выпустили и разрешили отправиться домой, взяв подписку о том, что он обязуется «хорошо вести себя». Иначе приговор вступит в силу в полной мере.

(Это тоже входит в планы полковников — рассказы выпущенных заключенных должны отпугнуть молодежь от участия в антидиктаторских акциях.)

Осенью он возобновил занятия. У себя дома. В принципе его не исключили из университета. Но каждый раз, как он являлся за получением студенческого билета, его просили «зайти через неделю». И так в течение года.

Из университета уволены профессора — больше одной пятой общего количества. Уволенные не имеют права преподавать, не могут даже давать частные уроки. То есть официально это тоже не запрещено, но какой родитель поведет ребенка к учителю, уволенному за «подрывную деятельность»!

шло наконец освобождение, добытое руками народа, приплыли на английских военных кораблях эмигранты, отсиживавшиеся вдали, и в страну на британских штыках вернулась к власти олигархия. Последовала долгая и кровопролитная гражданская война, вновь сменяли друг друга диктаторские и полудиктаторские правительства; когда же народ своей упорной политической борьбой начал добиваться признания своих прав и возникла реальная возможность установления демократии, тогда по знаку заокеанских хозяев был совершен военный переворот. Власть в стране захватила хунта

черных полковников, среди которых преобладали, бывшие пособники гитлеровцев.

Они раздавили танками и расстреляли из пулеметов молодые всходы демократии, они наполнили тюрьмы и концлагеря коммунистами, лучшими борцами за свободу, они снова вернули в полицейский обиход самые изощренные фашистские пытки. Но сломить волю греческого народа они не могут.

Французская- журналистка Бри-жит Фриан пишет, что внешне в Греции все спокойно, ничто не говорит о близящихся переменах. И

действительно, туристу, приехавшему на пару недель в эту страну жестокого военно-полицейского режима, трудно разглядеть истинную картину греческой жизни. И все же Брижит Фриан успела расслышать шепот Греции, порабощенной, однако не покорившейся, расслышать отголоски стонов из пыточных камер асфалии и гневно-презрительное «эти господа» из уст самых разных людей. Пусть этот голос народа, не успевшего пока опомниться от ошеломляющего удара полковничьей дубинки, звучит еще приглушенно, но это голос народа, сохранившего в себе свободолю-

62