Вокруг света 1971-05, страница 37

караван

ВЛАДИМИР КАТИН (АПН)

оставляя на коже голубоватый оттенок. Окраска кожи становится прочной потому, что «голубые люди» не употребляют воду для умывания. В пустыне ее заменяет песок. Даже когда воды хватает, по традиции омовение совершают песком, а он, понятно, не смывает въевшуюся в поры синюю краску, а, наоборот, втирает ее в кожу. С годами тело становится голубоватым, а у стариков даже темно-синим с чернильным отливом. Кочевники искренне верят, что синяя краска индиго предохраняет кожу от жестокого солнца и защищает от инфекций.

Я спросил «голубых людей», можно ли мне сфотографировать их. Кочевники не возражали. Разговорившись с ними, я заметил, что их арабский язык отличается от речи оседлых марокканцев, зато весьма близок к классическому языку корана. Я сказал им об этом. Слова мои были приятны «голубым людям», и они дружелюбно отвечали на мои вопросы. Я спросил, где их стоянка. «Пойдем с нами», — отвечал старший из них.

Мы вышли к руслу пересохшей речки, обошли расставленные в ложбине речного русла палатки и остановились возле темно-коричневого шатра, выделявшегося среди прочих своими габаритами. Из проема, служащего и дверью и окном, вышел высокий старик, лицо и руки которого были такого цвета, словно их только что окунули в густую синьку. Я понял, что это предводитель племени, и почтительно поздоровался. Добрых четверть часа мы расспрашивали друг друга о здоровье, ожидаемой погоде, о самочувствии неведомых мне детей, троюродных братьев, об их верблюдах, их богатстве. Таков здешний протокол. Согласно этому протоколу можно справиться о здоровье всех родственников, нельзя лишь интересоваться женой кочевника — такой интерес может быть истолкован превратно...

Вождя звали Бен Моктар. Он распахнул пошире вход в шатер и хлопнул в ладоши. Две женщины, словно они дожидались услов-

шагать караванам

1

ного знака, тут же появились из темноты шатра, молча поставили на устланный коврами пол белый эмалированный таз с дымящимся кус-кусом: сваренной на пару кашей с мясом.

Когда мы наелись и напились очень сладкого зеленого чаю с мятой, Бен Моктар раскурил трубку. Из-за полога, разделявшего шатер надвое, слышались приглушенные женские голоса: женщины доедали то, что осталось после мужчин.

Я спросил Бен Моктара, куда он намерен вести караван из Марракеша. Оказалось, что уже завтра они отправляются в район Гулимина, а оттуда через Варза-зат и Махмид в Мавританию. Нам было по пути — у меня были свои дела в Варзазате. Бен Моктар согласился взять меня с собой. «Только одеться для путешествия, — сказал Бен Моктар, — надо подобающе». И я облачился в синюю просторную рубаху до пят — дурраа, и сам Бен Моктар обвязал мне голову лиловой чалмой — шешей.

ВЕРБЛЮЖИН РЫНОК

Наш караван отправился в путь на заре. Верблюды шли гуськом, размеренным энергичным шагом.

Одногорбый африканский верблюд-дромадер — невероятно упрямое животное, капризное и норовистое. Он никогда не проявляет к человеку той привязанности, какая вырабатывается, скажем, у лошадей. Лежащий верблюд поднимается в полном смысле из-под палки, упрямясь, огрызаясь. Особенно строптивы верблюдицы — доят их, например, стреноженными трое мужчин.

Но как бы ни проявлял свою неприязнь к человеку верблюд, кочевник не может обойтись без него. Ведь у него нет иного богатства, кроме верблюдов. Верблюд — источник жизни кочевых племен, причина их извечных скитаний. Весь смысл многомесячных переходов состоит в том, чтобы найти для верблюжьего стада новое пастбище и воду, чтобы выгодно продать взрослых верблюдов и купить молодняк, который снова надо перегонять по са-харским дюнам в поисках чахлых колючек и затерянной в песках воды...

Из верблюжьей шерсти делают плотную ткань для палаток. Жирное молоко верблюдиц идет на приготовление масла. Даже вер-

АРИСТОКРАТЫ И ВАССАЛЫ

Туареги-кочевники называют себя «имохаг», что значит «свободные». Привилегия «свободного» — носить покрывало — «литам» и синий плащ — «ган-дурах». Только он имел право разводить верблюдов и ездить на них. Своих вассалов — оседлых жителей оазисов — туареги называли «келль улли» — «овечьи люди», даже если те и не разводили овец, а выращивали просо, пшеницу или делали глиняную посуду. Вассалы платили своим хозяевам ежегодную дань зерном и скотом, те же обязаны были защищать их от набегов других кочевников.

Население оазисов тем не менее жило в вечном страхе: обычно «покровители» отбирали урожай, оставляя своим вассалам столько, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду. Да и другие кочевники могли угнать людей в рабство.

Молодые независимые государства взяли на себя охрану мирных жителей. Понятно, что могущество кочевых аристократических родов пошло на убыль. Жизнь поставила гордого кочевника перед необходимостью искать себе в окружающем мире новое место. Но среди тех, кто уже сменил традиционные одежды на простое платье рабочего нефтяных промыслов или шофера, преобладают оседлые люди. Единственная же профессия, которую «аристократы пустыни» признали достойной себя, — это служба «мехариста», верхового полицейского на верблюде.

Пустыня консервативна. Сахара пока еще мало изменилась, и как следствие — мало изменился характер ее людей. Когда оборванный «аристократ» приходит в автомастерскую своего «вассала», тот немедленно прекращает работу и стелет на пол ковер...

35