Вокруг света 1971-09, страница 44

ной поезд, идущий в Гётеборг, потом гётеборжцы, когда он утром 7 июня вышел из гавани курсом на Шпицберген.

На Датском острове он проследил за постройкой эллинга, наполнил шар водородом и принялся ждать попутных южных ветров. У него был самый совершенный аэростат, какой когда-либо конструировался, предусмотрено все до малейших деталей. Весь мир затаил дыхание. Немецкие, норвежские, английские суда пришли к Шпицбергену и Датскому острову, чтобы туристы могли быть очевидцами старта.

И все напрасно, говорил я.

Даже гениальный инженер не может взнуздать стихии и заставить ветры воздушного океана дуть, куда ему нужно. Полярное лето коротко. К тому же страховые документы «Вирго» не позволяли судну задерживаться на Шпицбергене дольше 20 августа.

И вот 24 августа 1896 года норвежец Нансен и швед Андре встретились в Тромсё на севере Норвегии.

Нансен добился успеха, говорил я, и теперь его знает весь мир.

Весь мир, весь цивилизованный мир знал имя Андре, его планы обсуждались не только в Швеции, но и в Берлине, Вене, Риме, Америке, Париже и Лондоне. Но ему так и не пришлось обрубить причальные канаты. Он потерпел неудачу.

Никому не известно, о чем разговаривали между собой эти два незаурядных человека, один из которых прославился тем, что сделал, другой — тем, что задумал.

Мои друзья решительно осуждали поведение Нильса Экхольма. Нам уже подали кофе и пунш.

— Представляю себе, как тяжело и горько было им возвращаться в Швецию, — сказал один из нашей компании, служащий строительного департамента. — Сначала уезжаешь, и вся страна провожает тебя восторгом и ликованием, а возвращаешься в пустоту неоправдавшихся надежд и ожиданий. Он нуждался в поддержке, и от кого ее ждать, как не от своих товарищей и спутников. Стриндберг поддержал его, а доктор Экхольм оказался предателем.

Я попытался защитить Экхольма, хотя бы смягчить излишне категорические оценки.

На Датском острове выяснилось, что оболочка не такая уж герметичная, как уверял Андре. Это означало, что аэростат не мог продержаться в воздухе так долго, как было задумано.

Оказалось также, что трение гайдропов о лед и воду намного больше, чем рассчитывал Андре. Из этого следовало, что шар будет двигаться медленнее, и ему надо продержаться в воздухе гораздо дольше, чем намечалось первоначально.

Все это вытекало из исследований, проведенных доктором Экхольмом при участии Стриндберга, профессора Арре-ниуса и инженера Стаке, отвечавшего за водородную аппаратуру.

— Временные допуски были настолько большими, — стоял на своем мой друг-строитель, — что возражения Экхольма выглядят неосновательно, даже наивно. Какая разница, может ли аэростат продержаться в воздухе сто или пятьдесят суток, если практически мож-

Рисунки С. ПРУСОВА

но достичь Северной Америки или Сибири самое большое через неделю после старта со Шпицбергена?

Я сказал, что Экхольм вовсе не требовал, чтобы шар мог продержаться в воздухе пятьдесят или сто суток. Но меня не хотели слушать.

— Я могу допустить, что он испугался, когда попал на Датский остров, — заметил кто-то из компании, — испугался, когда увидел шар в эллинге, испугался, когда увидел легкую гондолу и ощутил ледяное дыхание полярного ветра, когда уяснил себе, какие там страшные расстояния, и вдруг осознал, что ледяная пустыня беспощадна. Словом, понял, что прежде он не понимал, за что берется. Все это я могу допустить и простить.

— Но? — вставил я.

— Ему понадобилось непременно защищаться, он захотел оправдать свою трусость. И решил напасть на Андре. Вот чего мы не можем понять и простить. Он обвинил Андре в недостаточной компетентности и небрежной подготовке. Экхольм не ушел без шума со сцены. Он многого боялся, но сильнее всего был страх перед судом потомков. И он стал предателем. Написал вероломные письма жертвователям — Альфреду Нобелю и гётеборжцу Оскару Диксону. И настоял на никому не нужных официальных дебатах с Андре в Физическом обществе.

— Двадцать шестого сентября, — сказал я.

— В тот день, — заключил мой друг из строительного департамента, поднимая свой бокал, — стокгольмцы могли лицезреть двух в корне различных людей: большого человека и маленького чело_: вечка.

— Возможно, он написал письмо также и третьему из главных меценатов, — сказал я. — Иначе говоря, королю. Да только монархи обычно молчаливы и сдержанны.

— Кстати, когда вы осуждаете доктора Экхольма, — продолжал я, — вы забываете одну интересную вещь. А именно, что с его выходом из игры освободилась вакансия, теперь Андре нужно найти замену, третьего человека, который сможет полететь с ним на следующее лето. Вряд ли найдется много желающих парить в воздухе между небом и льдами.