Вокруг света 1971-09, страница 45

Взбодренный пуншем, я составил спинками два стула, снял пиджак и взялся правой рукой за гнутые перекладины.

После чего под аплодисменты присутствующих я сделал то, что гимнасты называют горизонтальной стойкой на одной руке.

— Сколько ты так можешь выдержать? — спросил кто-то.

— Смотря сколько мне будут платить за минуту, — ответил я. И добавил: — Я отдал бы пять лет жизни за то, чтобы участвовать в полярном перелете Андре в следующем году.

Кто-то сдернул с меня правый ботинок и пощекотал мне пятку. Я потерял равновесие и соскочил на пол. Тут-то я и ушиб маленький палец, задев им полуоткрытую дверь.

■МИизинец распух, это смахивало на большой си-™ний нарыв.

Все сулило раннюю зиму. Мостовые и тротуары покрыла пелена холодного снега, он поскрипывал под башмаками, колесами и полозьями. Небо было ясное, солнце не грело, над крышами домов стояли колонны дыма.

Нога болела, мне было трудно ходить, но я никуда не спешил и даже мог позволить себе зайти в паноптикум на Кунгстредгордсгатан.

Восковая фигура Андре всегда производила на меня странное, почти отталкивающее впечатление, несмотря на отмеченное прессой портретное сходство: гладкие волосы с пробором над левым глазом, твердые скулы, усы, закрывающие верхнюю губу и уголки рта, энергичный нос, нахмуренные брови, соединенные глубокой поперечной складкой на переносице.

Панорама Андре была открыта в паноптикуме три года назад, сразу после его одиночного перелета на аэростате «Свеа» в штормовой октябрьский день через Ботнический залив у Аландских островов.

На кукле была та самая одежда, в которой Андре совершил свой полет. Говорили, будто он продал ее и научные приборы, пострадавшие при бурной посадке, кабинету восковых фигур за тысячу с лишним крон наличными.

В этот ранний час в паноптикуме было мало посетителей. Молодая девушка на контроле могла спокойно оставить свою конторку. Она подошла ко мне, приветливо улыбаясь.

Да, совершенно верно, я не первый раз в паноптикуме.

— Я все пытаюсь представить самого себя в виде такой восковой куклы в ту минуту, когда я — или кукла — водружаю шведский флаг на северном продолжении земной оси, — сказал я.

Она рассмеялась. Потом смерила меня глазами и заявила, что такая кукла обойдется недешево. Воск стоит немалых денег, даже если подбавить в него сала и стеарина.

Она явно не знала, как делаются куклы.

Патентное бюро, или Королевское управление патентов и регистрации, как его именовали с прошлого года, помещалось на площади Брюн-кеберг.

Извозчики, ожидающие седоков, уже начали строить свою традиционную снежную хижину возле большой водоразборной колонки. Фундамент из

плотного снега был готов, и теперь они поливали его водой для крепости. Впрочем, они трудились без особого рвения, хорошо зная, что первый снег вернее всего быстро стает.

В патентном бюро меня принял инженер по фамилии Кюйленшерна; он попросил меня подождать, так как Андре занят с другим посетителем.

В пытливом взгляде Кюйленшерны угадывалось любопытство, и после обычных вступительных реплик он спросил, не ищу ли я места.

— Да, в известном смысле, — ответил я.

— Я ближайший помощник главного инженера Андре, — сказал он, — но я не слышал, чтобы у нас открылись новые вакансии.

Кюйленшерна проводил меня в кабинет Андре, потом вышел, пятясь, и закрыл за собой дверь.

— Инженер Кнют Френкель? — спросил Андре.

— Да, — ответил я.

— Садитесь, пожалуйста. — Он указал ручкой на потертое, расшатанное кресло, стоявшее перед его большим письменным столом.

Я сел.

— Прошу извинить меня, — продолжал он, — мне надо сперва сделать кое-какие записи. Это займет всего несколько минут.

Он наклонился. Перо заскрипело по бумаге.

Портретное сходство с восковой куклой в паноптикуме в самом деле было очень велико, но я заметил также небольшие явственные отличия: сетка мелких морщин под глазами, поперечные складки на лбу, седые волосы, особенно на висках, слегка впалые щеки, кривая складка между ртом и подбородком, признак забот или обманутых надежд, и очевидные следы усталости, которые затруднительно описать.

— У меня тут лежит ваше письмо, — сказал он.

— Ваш ответ у меня здесь, — ответил я, поднося руку к пиджаку слева, где скрывался внутренний карман.

Последовала долгая пауза. Андре испытующе смотрел на меня, но совсем по-другому, чем Кюйленшерна. Он глядел мне прямо в глаза, неподвижно сидя на стуле. Его лицо было очень серьезно.

— Я долго колебался, прежде чем написать вам, — сказал я.

— Почему?

— Наверно, боялся отказа.

— Вы инженер?

— Весной этого года окончил Высшее техническое училище.

— Почему вы хотите участвовать в экспедиции?

—1^Мне очень хочется быть в числе первых трех

людей, которые ступят на лед Северного полюса.

— Других причин нет?

— Есть, — ответил я, — пожалуй, есть еще причина.

— Какая же?

— В своем докладе в Академии наук в феврале прошлого года господин главный инженер отметил, что дрейфующие льды и торосы в районе Северного полюса практически непроходимы для пешего исследователя. Вот почему следует использовать аэростат. Но с другой стороны, если в силу какого-либо несчастного случая придется совершить вынужденную посадку на льду, или в Сибири, или в Канаде, или в Аляске, мне кажется, я мог бы принести пользу.

— Не люблю эту проклятую шведскую и немецкую манеру всех титуловать: «господин главный инженер» и все такое прочее, — сказал Андре.

42