Вокруг света 1972-02, страница 10

Не знаю, так ли это, но, судя и по высоте гарний-ских строений, и по высоте ступеней центрального входа, а главное, по той циклопической работе, которую они проделали, — люди были не тщедушные.

Республика вспомнила, смогла вспомнить сегодня и о гарнийских развалинах. День и ночь трудятся здесь лучшие каменотесы республики, с трудом находя базальтовые глыбы нужных размеров. За сколько времени древние обтесывали, скажем, угловые карнизы, что над атлантами? Сегодня бригада Вардкеса Мехакяна обрабатывает один камень за четыре месяца, а их товарищи тратят и того больше — пять и семь месяцев. Ручная, ювелирная, трудоемкая работа! Сколько же «бригад» строило Гарни? И какой прочности был у них инструмент? И какими такими подъемниками поднимали они вытесанные глыбы на нужную высоту?

На одну треть храм Солнца уже восстал из руин — отесанный камень, как говорят у нас в народе, на земле не заваляется.

Сегодня архитекторы и скульпторы выделились в отдельные «кланы». Но и скульпторы работают, как правило, в традиционном материале. Один из наиболее оригинальных скульпторов Карастана, лауреат премии Ленинского комсомола Армении Арто Чак-макчян, говорит: «Двадцатый век — революционный. Он революционен и тем, что в искусстве предоставил возможность изобразить человека и затронуть человеческие проблемы, отвлекаясь от физических форм человека». Правда, в лучших своих работах он все же соблюдает меру «отвлечения». В том числе и отвлечения от физических свойств материала. Того же традиционного камня.

КАМЕНЬ И МУДРОСТЬ. Кажется, что угодно можно сотворить из камня: от мудреного восьмигранного столба во дворе Татевского монастыря — столба, который — только прикоснись к нему пальцем — начинает раскачиваться на своем полукруглом базисе, и до какого-нибудь тривиального (по нынешним временам) моющего или отбеливающего средства. Но мудрость?

Послушайте, однако, нашу старейшую писательницу Мариэтту Шагинян, немало повидавшую и познавшую на своем беспокойном веку:

«Принято представлять себе мир сказок как нечто вполне произвольное. Это ошибка. Созданное воображением, обманчивое царство сказок так же ограничено пределами, так же подчинено «геогра-фии", как и земное царство людей... Что же могло быть пищей для воображения рассказчика у армян? Пустынные, сожженные солнцем нагорья, наполненные утомительным стрекотанием кузнечиков, с одиноко стоящими на горизонте кристаллами Арарата и Арагаца...»

Да, согласимся, что и мир мудрости, мир идей люди творят из подручного материала, творят, разумеется, по особым законам этого мира, и тем не менее...

В десятках народных преданий действуют памятные камни — они несут на своих шершавых и горячих спинах поклажу народного опыта, народного идеала. Ну вот, скажем, предание об окаменевшем пастухе:

...Пастух, изнемогая от жары и жажды, молит бога исторгнуть родник для него и стада, обещая принести за это в жертву жирную овцу. Бог исполняет просьбу, однако пастух, удовлетворившись, решает схитрить и режет вместо овцы престарелую собаку. В наказание он мгновенно превращается вместе со стадом в камень.

Десятки поколений учились чувству благодарности на подобных нехитрых сюжетах. Камнями же «пересыпаны» сказки и предания, пословицы и поговорки. Вот несколько, почти наугад:

— Тысяча мудрецов не смогут достать камень, брошенный в колодец дураком.

— Большие горы богом созданы, а маленькие от страха выросли.

— Кто поднимает большой камень, тот бросить его не намерен.

КАМЕНЬ И ВРЕМЯ. В селе на берегу Севана старая женщина с веретеном в руках упомянула при мне в разговоре два слова, которые меня заинтриговали, — «таки шапат». Нижняя неделя? Я даже переспросил — нижняя неделя? Да, именно нижняя, объяснил мой спутник, нижняя, а не прошлая. Оказалось, что на «нижней» неделе был сильный дождь...

Таки амис — нижний месяц, таки тари — нижний год, таки жаманак — прошедшие, нет, простите, нижние, подножные времена. Вот уж никогда не думал, что время может лезть, карабкаться в гору или, если оно все-таки имеет обратное движение, бежать, катиться под гору. Вертикальное время? Сколько я себя помнил, время всегда было вытянуто, как дорога в степи: прошлое остается у путника за спиной, а будущее призывно маячит в отдалении. А тут — таки шапат! Время подо мной, я на его тверди, на его вершине.

Никаких привилегий у вертикали перед горизонталью, конечно, нет. Кому-то вертикальное время, может, и не нравится вовсе. Но для меня сейчас важна сама возможность иной геометрии таких неуловимых понятий, как время, иное пространство времени. Теснота земель Карастана, их как бы мно-гоэтажность, их устремленные к небу камни породили у старой пряхи, думаю я, образ опрокинутого (по равнинным понятиям) времени.

Да, я родом из маленькой и древней страны, где пятьдесят километров — далеко, а пятьдесят лет — близко. Что такое пятьдесят лет для земли, письменность которой насчитывает шестнадцать веков, столица которой основана почти двадцать восемь столетий назад? Короткий миг? Но бывают сто