Вокруг света 1972-02, страница 30

Они и раньше попадались на глаза, эти странные сооружения. Казалось, создали их в средневековье степенные люди в кожаных до колен жилетах и в валяных войлочных колпаках — таким древним, категорически несовременным был облик этих цилиндров из бордового, затянутого вековым мхом кирпича. Цилиндры прикрыты были коническими кровлями, и на кровлях на закатном, из-под тучи, свету просвечивала не бордовая кирпичная кладка, а темно-серая, шелково-блестящая, тысячи раз отмытая туманами и тысячи раз просушенная дранка. А выше вязов, выше каштанов, сияли на вершинах конусов свежекрашеные, устремленные в сиреневое, последождевое небо дощатые белые желоба. Еще долго после заката они притягивали к себе свет и плыли куда-то над залегшим внизу реденьким туманом. Внутри башен урчало и постукивало. Парни в свежих сорочках теперь возились на высоких, в уровень второго-третьего этажей, помостах, прильнувших к башнях. Они поднимали туши мешков на плечи, скрывались с ними в зевах башен, стремительно возвращались, отряхивая чешуйки и стебли хмеля, снова подхватывали мешки.

Музыка под вязами заиграла яростнее. На тесном пятачке позади паба, увешанного лианами хмеля, под брезентовыми зонтами, на железных стульчиках уже рассаживалась публика. Ребятишки, повинуясь всемирно-верному закону тяготения, прочно облепили подножье свежерубленой эстрады, где разместился духовой оркестр. Краснолицый блондин дирижер лениво, через плечо, но зорко поглядывал, прибывает ли народ. Появление очередного семейства на ведущем через болотце мостике, видимо, каждый раз доставляло ему удовольствие: он оживлялся и, приседая, взмахивал руками, призывая свой оркестр воздать прибывшим почести особо громкой музыкой. Впрочем, пятеро оркестрантов пока не очень-то старались: то один, а то и трое разом приникали к пивным кружкам, чокались и перекликались со знакомыми, взобравшимися на эстраду. У длинного прилавка под навесом тесно грудились папаши, мамы толкали коляски с чадами по скрипучему гравию, замирая, когда младенец присасывался к пивной кружке.

К нам за столик пристроилась очень пожилая, почти лысая, но удивительно энергичная леди.

— Бренда, Бренда! — слабым голоском взывала она к вниманию высокой женщины с перекинутой на грудь косой.

Бренда наконец отозвалась: •

— Добрый вечер, мэдэм! Такой шум, не сразу услышала вас.

Старушка оживленно закивала:

— Да, ужасно сегодня весело! Как твоя свекровь поживает?

«Старуха Изергиль», сразу окрестила я свекровь,— черноволосая, смуглая, с яркими, какими-то исступленными глазами — шутливо отбивалась от двух парней: один предлагал ей кружку с черным пивом, второй — со светлым.

— Погодите, кидс, обе выпью и еще потребую!

Ее «кидс» — дети, оба коренастые, широколицые,

видно, только оставили свои высокие помосты, стояли, опустив плечи, оглядывались и тянули пиво.

— Джипси-цыгане, прекрасная семья, — общительная соседка перехватила наши взгляды. — Очень симпатичные, не то что другие.

— Ваши соседи?

— Конечно, нет! Что вы! — подняв брови, отрезала дама с непередаваемым выражением. — Приезжают хмель убирать. Уж сколько лет мы их кормим. Моя дочь — учительница, понимаете? Говорит, цыганята смышленые, нашим не уступят. Все жа

леет, что им учиться у нее не приходится. Их лагерь под Бирмингемом, а сюда «щипать» устраиваются. Сурейя, Сурейя! — теперь соседка добивалась внимания свекрови.

— Я говорю приезжим, они из города, что вы приехали из Бирмингема. Они там никогда не были! И я тоже. Возьмешь меня с собой?

Изергиль-Сурейя удостоила ее своего черно-ог-ненного взгляда:

— Не были и немного потеряли. Впрочем, в хорошем «вагоне» везде хорошо. Так ведь, кидс?

«Кидс» молча кивали...

Пора, пожалуй, сказать, что за событие собрало сюда, в окрестности Паддок-Вуда, городка в графстве Кент, этих людей.

Начать придется с апреля. К этому времени разгулявшееся вовсю солнце и обильные теплые дожди выгоняют на тучных землях Южной Англии ростки хмеля. Они пока невелики — 12—15 сантиметров длиной — эти бледные хрупкие побеги. Плантации голы, лишь опорные столбы, поддерживающие на пятиметровой высоте до струнного звона натянутую проволоку, маячат по склонам холмов. И вот в один из дней середины апреля здесь появляются хоппстрингеры, подвязчики хмеля, в большинстве своем цыгане. От хоппстрингеров, от их умелости зависит урожай хмеля, зависит судьба знаменитого английского пива — от светлого терпкого лаггера до бархатного, пьяного портера.

Солнце торопит, гонит и гонит в рост побеги, и те быстро обгоняют человеческий рост и вымахивают метров до трех. Тут-то и нужно их подвязать. Но до верхушки побега уже не дотянешься, поэтому когда-то подвязчики работали на ходулях. Теперь «ходульного» метода придерживаются немногие, большинство вооружены трехметровыми шестами. На конце шеста — изогнутый кусок трубки, через которую пропущен шнур, тянущийся от мотка в заплечном мешке подвязчика. Нужно сделать вроде бы немногое и простое: охвати концом шнура верхушку побега, закинь шнур через проволоку, укрепи внизу. И дорога для растущей лианы готова. Но спеши да гляди в оба — натянешь слишком туго — остановишь, нарушишь рост побега, слабо подвесишь — заленится, даст боковые, малопродуктивные побеги капризная лиана. За стрингером подхватывает шнур помощница — «ленточница», она скрепляет шнуры по четыре, в «шатер». 20 шатров составят «навес».

А за десятками хоппстрингеров тщательно наблюдает жюри. Оценивается все — аккуратность, скорость, согласованность действий, а главное, то неведомое, что определяется словом «артистичность». Подсчитано, что английские хоппстрингеры за короткий сезон подвязки отшагают по кентским холмам триста тысяч миль! Лучший из них получит серебряный кубок, а остальные? По кружке пива!

В июне хмелевники, — такие еще голые в апреле — не узнать: так торжественно, сумрачно-зелено, словно в храмовых коридорах. На пятиметровую высоту заползли усики, перекинулись с одного ряда на другой, вот-вот выстрелят бледно-зелеными шишками цветов. И до сентября будут зреть, наполняя округу все густеющим сытным ароматом хмельного урожая. Тогда и нахлынут в южные графства сезонники. ^де в палатках, где в сараях, а чаще всего в прицепах-караванах осядут они на несколько недель — бродяги, непоседы, бездомные. Цыгане...

По подсчетам разных статистиков, цыган в Англии примерно тридцать тысяч. И считанные из них имеют постоянную работу: для этого ведь нужно где-то жить. А местные власти по всей стране неохотно — ох неохотно! — выделяют даже пло-