Вокруг света 1972-02, страница 45Снова возня с одеялом. Грохот крыши. В тамбуре светло от налетевшего снега. Он лежит на полу толстым ровным слоем, если не считать холмика против той дырочки, который зйачи-тельно вырос. На улице совсем темно. Карабкаешься на сугроб, светишь на крышу фонарем. Кажется, труба цела. Раз уж оделся, надо выбросить снег из тамбура, чтобы завтра открылась дверь. Осенью, казалось, все было забито, заткнуто, заделано — деревом, паклей, кусками старых шкур, но каждая новая пурга находит себе новые щели. Снег тяжелый, влажный, его можно бросать даже против ветра. С севера тоже, бывает, метет, снег оттуда приносится легкий, высушенный морозом, он разлетается, как пух, при одном прикосновении лопаты. Снег выброшен, дверь закрыта — снова начинает наноситься снег... На ночь засыпаешь в печь целое ведро угля: чтобы поддерживать тепло, надо топить беспрерывно. Прежде чем уснуть, долго лежишь в темноте, глядя на мечущиеся по потолку отсветы пламени, слушая пургу, воображая теперь особенно отчетливо стремящийся во мраке поток, иссеченный белыми пунктирными линиями. Куда девается этот ветер? И оттого, что, живя здесь, часто представляешь себе земной шар, и оттого, что меридианы в этом месте особенно круто закругляются и устремляются к полюсу, кажется, что ветер, едва миновав поселок, не удерживается над морем, а срывается по касательной куда-то в околоземное пространство. Опять сшиблись и покатились олени... К однообразному грохоту крыши теперь примешивается другой звук — несколько быстрых резких ударов. Это где-то над чуланом отрывается лист железа. Но сейчас, ночью, ничего сделать нельзя. Остается лежать и чувствовать себя единым с содрогающимся домом и вспоминать старое чукотское заклинание: «Если я боюсь нападения келе, когда сплю одиноко, я говорю : я делаю себя маленьким камешком. Он лежит на морском берегу. Разные ветры дуют на него, многие волны омывают его. Я невредим...» Да, и сейчас ты чувствуешь себя маленьким камешком, и себя и дом, только не на морском берегу, где тебе спокойно среди множества других камней, а совсем одиноким камешком, подрагивающим на ледяном ложе под напором сильного весеннего ручья. «Нельзя приехавшему издалека слиться с этой природой, — размышляешь ты, — это там можно, на юге, где высшее ее средоточие — солнце, или в средней полосе, где средоточия вообще нет, а вся сила поделена, равномерно разлита по кус-, там, речкам, полянам, березам и отовсюду ненавязчиво входит в тебя, так что и сам не замечаешь, как слился, а здесь не заметить и слиться нельзя, а можно только противостоять морю, тундре, дождю, морозу, снегу и высшему их средоточию — пурге...» Вот о чем примерно думаешь ты ночью, слушая пургу, когда спишь одиноко. Но если не одиноко и даже не вдвоем, если в кроватке, со всех сторон завешанной одеялами, посапывает еле слышно существо, которое и по имени пока не называешь, так это странно, а просто «человечек», то сразу, услышав хлопанье на крыше, вспоминаешь не заклинание, а довольно большой деревянный брус, виденный возле школы, и мысленно прикидываешь, достаточно ли он тяжел, чтобы придавить им до окончания пурги отрывающееся железо. Несколько раз среди ночи просыпаешься и освещаешь фонариком термометр, висящий на уровне кроватки. Потом идешь на кухню, разбиваешь слежавшийся в печке темно-красный ком угля и подбрасываешь новую порцию. Назавтра выполняешь свое намерение насчет бруса. Взваливать его на плечо при таком ветре нечего и думать. Тащишь его волоком, то и дело останавливаясь и поворачиваясь к ветру спиной, чтобы перевести дыхание, — не оттого, что брус слишком тяжел, а оттого, что очередной глоток воздуха, который собирался сделать, был выхвачен и унесен прямо из горла. С еще большими ухищрениями, описание которых заняло бы слишком много места, закидываешь брус на крышу. И так несколько дней и ночей, а иногда с небольшими перерывами и по неделям, и по месяцу мчится через поселок обезумевший ветер. В последние дни уже не метет: весь снег, не успевший слежаться, поднят и выметен из тундры, а оставшийся сбит и сглажен, как асфальт. И в какую-то ночь просыпаешься от внезапной тишины : не гремит крыша. Пурга утихла мгновенно, вот только что была здесь, и кажется, что, выскочив из дома, ты увидишь, как она быстро удаляется в темноту, словно последний вагон промчавшегося мимо полустанка поезда. И сразу же температура в комнате подскакивает до тридцати — начала отдавать все свое тепло раскалившаяся за эти дни печка... Наутро в поселке все ходят с лопатами, откапывают друг друга. Особенно занесло тех, чьи окна и двери выходят , на север. В сугробах, сравнявшихся с крышами, пробивают траншеи, но весь снег не раскидывают, так будет теплее. Самые большие сугробы — длиною в несколько десятков метров и высотою метра в два-три — пролегли поперек косы, в просветах между домами, там, где на пути ветра не было препятствия. Кроме того, что изменился рельеф поселка, он сам обновился, стал чище. Занесло горы консервных банок, бутылок, золы и прочих отбросов, неизбежно вырастающих за зиму возле каждого дома. Скрылся старый снег, почерневший от копоти из многочисленных труб. И если весной рассечь до основания какой-нибудь сугроб, то по разрезу, по чередующимся черным и белым слоям можно будет подсчитать, сколько пург было за минувшую зиму. Эта была не очень сильная: ни у кого не свалило трубу и не сорвало крышу, не открылось море. А ведь бывает, что в середине зимы ветер отрывает от припая лед и сдвигает его к горизонту, и тогда некоторое время, пока льды вновь не сомкнулись, море напоминает протекающую вдоль поселка широкую реку с низкой заснеженной равниной на том берегу, в глубине которой стоят облака, так похожие на горы... Чувствуешь какое-то обновление и ты оттого, что противостоял пурге и не был побежден; не было пурге дела до твоего мужества и сопротивления, не было в ее действиях ни разумной необходимости, ни злонамеренной случайности — слепая цель ее была промчаться извечным для этих краев путем, и, промчавшись, не иссякла, не рассыпалась эта дикая орда, а просто миновала тебя и кружит теперь где-то там, у полюса. Какими-то путями она вернется, зайдет к югу, чтобы вновь устремиться к северу, а у тебя пока есть время снова запастись углем и льдом, прибить оторвавшееся на крыше железо и заделать в твоем доме последнюю, как тебе кажется, щель. iZi ИР моих W ОТ/СРЫГНИ |