Вокруг света 1972-03, страница 16

Не уверен, правда, что все присутствующие поняли ее по-английски.

Замечу в скобках, что англичане в Аргентине весьма популярны за два деяния. Их любят за вторжения 1806 и 1807 годов — в обоих случаях их, как известно, жестоко побили, а генерал Уитлок даже попал в плен. (Впоследствии лондонский воен-

Вот он, гаучо, сфотографированный в добрые старые времена, когда его еще не погубила вилка.

ный трибунал признал, что командующий британскими войсками «абсолютно непригоден к службе Его Величеству в каком бы то ни было качестве».) Оба этих британских вторжения составляют

наиболее славные страницы истории страны. Понятно, что именно за них аргентинцы несказанно благодарны англичанам.

ГАУЧО, ИЛИ «ПОГУБЛЕННЫЕ ВИЛКОЙ»

Не без трепета приступаю я к разработке проблемы «знаменитых аргентинских гаучо». А виной всему то избавление от иллюзий, то прозрение, которое пришло ко мне после знакомства с двоюродными братьями гаучо — еще более знаменитыми техасскими ковбоями. Отправляясь по делам в Лос-Анджелес, я умышленно сделал крюк, чтобы побывать в Техасе и собственными глазами удостовериться в том, существуют ли на свете ковбои.

По счастью, в далласском мотеле я в первый же день увидел джентльмена, облаченного в традиционные ковбойские одежды. Правда, он ни в кого не палил из револьвера, а если и гнался, то отнюдь не за бандитами, а всего лишь за порцией кофе (ради чего покорно занял место в очереди). Тамошний журналист пристально посмотрел на него и ядовито заметил: «Ковбой из аптеки».

Чуть позже у меня состоялась беседа с одним ковбоем на громадном ранчо милях в ста от Форт-Уэрта. Этот был одет гораздо скромнее, чем его аптечный собрат в Далласе, и — что самое главное — у него на поясе висела здоровенная кожаная кобура, а на голове сидела шляпа галлонов в десять емкостью.

— Лично мне приходится ездить верхом не так уж много, — ответил он на мой вопрос. — Во-первых, наше ранчо огорожено забором, а это значит, что скот далеко не уйдет. А потом у меня есть вертолет. С него я слежу за отбившимися от стада коровами и тут же сообщаю об этом на землю по радиотелефону.

Это был первый удар.

— А скажите, — обратился я к нему, с надеждой глядя на кобуру, — здесь у вас много палят?

— Палят??? Из чего??? Я вас не совсем понимаю.

— Разве у вас нет оружия?

— Конечно, нет. Кобура — это аксессуар костюма. Я как-то пытался достать разрешение, но мне отказали. Оружие куда нужней в городах.

Я прекратил разговор.

Не удивительно поэтому, что к проблеме аргентинского гаучо я подходил с глубоким предубеждением. И не ошибся.

«Гаучо» — слово, тоже претерпевшее огорчительное смысловое изменение. Эта перемена отражает общий упадок, свойственный нашей эпохе. Прежде всего слово это, разумеется, означает горячего, гордого пастуха аргентинской пампы. Слово «гаучо» первоначально значило «сирота». Он и есть сирота, одинокое существо, затерявшееся среди безбрежного пространства альфальфы — знаменитой высокой травы. Даже полные изящества пляски гаучо — это пляски одиноких людей: даже изнемогая от веселья, даже опьянев от счастья, гаучо неизменно танцует один. Всюду танцуют парочки, и среди этого океана веселья маячит одинокая, неприкаянная фигура гаучо...

Однако времена меняются, изменяется и значение слов, и в итоге слово «гаучо» сделалось (по крайней мере, в глазах горожан) просто-напросто символом рекламной приманки. В магазинах вы можете купить не только пояса гаучо, шляпы гаучо и сапоги гаучо, но даже стулья гаучо, столы гаучо и холодильники гаучо! Короче — слово «гаучо» стало синонимом «товаров высокого качества и повышенного спроса».

В былые времена гаучо, так же как и ковбои, присматривали за скотом. Каждый имел лошадь, она принадлежала ему, он — ей. Гаучо никогда не ходил пешком и презирал за это городских жителей. Если гаучо сильно не везло в жизни и он был слишком дряхл (или слишком щепетилен), что

14