Вокруг света 1972-03, страница 15ловложения в Южной Америке в течение продолжительного времени означало делать их в Аргентине, а точнее — в Буэнос-Айресе. Но после второй мировой войны все опять переменилось. Быстро двинулась вперед Бразилия, у которой обнаружились большие запасы энергии и мощи. Разбогатела Венесуэла, в политическом отношении выдвинулась на передний план Куба. Аргентина оказалась вдруг обычным государством, всего лишь одним из многих южноамерикан- . ских государств. Как же восприняли все это сами аргентинцы? Плохо. Они отнюдь не в восторге от перемен. Некоторые, правда, пытаются сохранять гордую осанку, но их позе явно не хватает уверенности. Другие с жаром принимаются рассказывать вам о том, что в Буэнос-Айресе вы можете увидеть самые великолепные здания в стиле барокко и познакомиться с самыми лучшими художниками Южной Америки. И бесполезно будет убеждать их, что дело ведь вовсе не в этих зданиях и не в знаменитых художниках (хотя, несомненно, само по себе важно и то и другое). Однако многие аргентинцы расценивают ситуацию вполне здраво, они говорят о положении страны спокойно и объективно и при этом отлично понимают, что даже если сегодняшняя Аргентина уже не является единственной в своем роде страной Южной Америки, то нет никаких оснований стыдливо прятать из-за этого глаза. Некоторые ищут оправданий. У Аргентины, говорят они, всегда была лучшая в Южной Америке, а следовательно, и во всем мире футбольная команда, но теперь и это уже в прошлом. А почему? Бразильцы, отвечают они сами себе, победили нас потому, что им удалось купить двух самых лучших аргентинских игроков, две самые яркие звезды нашего, национального футбола. Очень может быть. А сейчас над Аргентиной царит какая-то всеобщая ностальгия. Прислушайтесь, и вы услышите, как вся нация тяжко вздыхает. Вам начинает казаться, что в стране объявлен общенациональный «гастрономический день». (Напоминаю: это когда все рестораны закрыты.) В ПАМПАСЫ! В ПАМПАСЫ! Что касается пампы, то я долго противился ее соблазнам, но, услышав о том, что Алек Во — . писатель и очаровательнейший человек — приглашен прочесть лекцию на одной эстанце, где в его честь собираются заколоть и зажарить целого быка, я несколько переменил свое кредо и стал выяснять, ' не могу ли и я принять участие в мероприятии. В должное время, ровно в 9, я был на месте, мои спутники тоже. Летчик появился в 10.15 — по аргентинским стандартам прямо-таки образец точности. Мы направились к машине, и по выражению лица Алека я понял, что она не произвела на него особенно благоприятного впечатления. Это было крошечное одномоторное сооружение. Летчик оказался обходительным и приятным молодым человеком. Алек внимательно оглядел самолет и заявил: «Мне он, по правде говоря, совсем не нравится». В ответ я небрежным тоном отпустил несколько высокомерных замечаний, из коих явствовало, что мне не впервой летать над Аргентиной. «А кроме того> __ прибавил я, — мы непременно должны увидеть пампу». Далее мы принялись убеждать Во в том, что лететь на таком маленьком самолетике не только стопроцентно безопасно, но по ряду причин (угоны са молетов) даже надежнее, чем на любом из лайнеров, обслуживающих коммерческие авиалинии. После того как я высказал эту великолепную мысль, мы погрузились в самолетик и тот, пробежав не более 50 метров, оторвался от земли. Пампа начинается сразу за Буэнос-Айресом и расходится веерообразно на четыреста миль. Из многочисленных восторженных поэтических описаний я знал, что вид этого бескрайнего равнинного океана вызывает у человека, впервые его увидевшего, странное,, необъяснимое ощущение. И верно, вскоре я начал испытывать странное, хотя и вполне объяснимое ощущение: мне стало нехорошо... Украдкой оглядевшись по сторонам, я увидел, что все мои спутники, за исключением пилота, тоже выглядят какими-то присмиревшими и задумчивыми, а заодно — слегка позеленевшими. Это было вызвано удивительными трюками, которые выделывал наш самолетик. Возникало такое ощущение, будто какой-то исполин играет нашим игрушечным самолетиком в кости. Вот он берет его в свою ручищу... потом начинает трясти, трясти, трясти... сейчас бросит, вот-вот бросит... ну!.. Я попытался припомнить все, что недавно прочел & иам-пе. Пампа, как все мы хорошо знаем, является экономическим сердцем Аргентины. Ее тучные черноземы сказочно плодородны, на всем огромном пространстве от побережья до Анд в земле не увидишь ни единого камешка. Пампа дает столько зерна, что часть его даже идет на экспорт. Она же центр всемирно знаменитого аргентинского скотоводства. Я припомнил также, .что прежде в Аргентине не знали ни лошадей, ни крупного рогатого скота — лошадей завезли из Испании, а скот — из Шотландии. Животные благополучно расплодились, причем с невероятной скоростью. Из многих читанных мною книжек я знал также, что в пампе очень легко прокладывать железные дороги, ибо местность здесь исключительно ровная. Но в то же время возникают и немалые трудности: стоит лишь на секунду оставить без присмотра всякие там болты и винтики, как в мгновение ока они исчезают: эти предметы — излюбленная закуска страусов, а уж гаечные ключи для прожорливых птиц — настояи^ий деликатес! Пилот перебросил мне карту и спросил: «Верно идем?» Нельзя сказать, чтобы я был большим докой по части чтения географических карт. Я обычно ухитряюсь заблудиться даже в городах, которые, казалось бы, знаю неплохо. Вот почему было весьма безрассудно со стороны пилота обращаться с подобным вопросом именно ко мне. «Да», — коротко ответил я. «Вы вполне уверены?» — «Вполне»: Внезапно мотор затих. Потом опять заурчал. Кто-то спросил: «С мотором что-нибудь случилось?» Все остальные принялись горячо разубеждать его. Но через десять минут мотор снова стих, и на сей раз уже окончательно. «Крепче держитесь! — крикнул пилот. — Иду на посадку». Мы летели так низко, что уже через несколько секунд колеса коснулись земли, 'мы прокатились еще немного, затем последовал резкий толчок, и машина замерла. «Не так уж плохо, — заметил пилот. — В прошлый раз я попал прямо в заросли колючек». — «Ну, а вообще говоря, — обратился я к нему, — вам часто доводится попадать в такие переделки?» — «Последний раз я летал двенадцать лет назад», — холодно отрезал летчик. Мы оказались в самом центре неизвестности. Все бы ничего, только Алек Во, человек редкостной дисциплинированности, ужасно беспокоился о судьбе своей лекции. Я опускаю дальнейшие перипетии путешествия по пампе, но, когда на следующий день мы добрались до цели и послушная публика расселась по местам, Алек Во начал свою лекцию так: «Уважаемый господин председатель, дамы и господа! Я несказанно счастлив, что . оказался среди вас в этот вечер...» Вот вам великолепный пример того, как настоящий писатель вкладывает в стандартную, затрепанную фразу подлинный смысл! 13 I |