Вокруг света 1972-03, страница 29

за учебу, само собой, нет и специальности. Вот и поддаются на уговоры вербовщиков, обещающих им сытую, беззаботную жизнь, неплохие заработки, возможность помогать родным в деревне...

Крупный журнал «Асахи Гурафу» посвятил однажды «футэн» большую статью. В ней он попытался выяснить причины, толкающие «футэн» в ряды «якудза» и обитательниц публичных домов, и пришел к весьма неожиданному для этого буржуазного издания выводу. «Футэн» порождает протест против системы, в которой господствует большой бизнес,— рассуждал «Асахи Гурафу». — Сколько бы молодые люди — даже выходцы из средних классов, не говоря уже о «низах», — ни пытались сделать карьеру, им все равно не стать морганами и Рокфеллерами. И они обращаются к средствам пассивного протеста: отрицают все авторитеты системы, опускаются до положения нищих». Соглашаясь с этим выводом, я бы все же добавил еще одну причину, заставляющую, в частности, девушек менять стены родного дома на стены «домов свиданий». Эта причина — отчаяние.

Мой спутник хорошо знал нравы, укоренившиеся в таких домах, как этот, и охотно рассказывал о них. И в памяти моей возникли сцены из куприн-ской «Ямы». Сто лет спустя в другой части сбета взгляд торговцев женским телом на свой промысел оставался неизменным: «оябун» смотрел на него как на торговлю «селедкой, известкой, мукой, говядиной или лесом».

Рассказ репортера прервал «оябун». В сопровождении старухи он появился в прихожей и сказал, что пора ехать. Мы разместились в «седрике», и «оябун» приказал шоферу: «В гостиницу».

Светало. Из потухших рекламных стаканов уже не выплескивалась пивная пена, не горела корона, на погасшей рекламе нефтяного концерна «Шелл» английские буквы из красных стали черными. Лицо Мифунэ на афишах казалось постаревшим и печальным. Несмотря на занимавшийся день, город, лишенный рекламного сияния, выглядел серым, неприветливым, неуютным. В сущности, он и был таким для тех, кого я встретил у костров, разожженных на асфальте, для жителей Камэгасаки, которых «защищает» банда «оябуна», для девушек, телом которых «оябун» торгует.

Вышедший на шум автомобильного мотора гостиничный швейцар остолбенел, увидев шофера, который услужливо помогал мне выйти из машины. Округлившимися глазами глядел швейцар на дракона, обвившего голую грудь и спину гангстера. Я подумал, что такое же оторопелое выражение лица было, наверное, и у меня в том осакском пригороде, где крыши домов загнуты, как у пагод...

ИНСПЕКТОР УГОЛОВНОЙ полиции

С двойственным чувством смотрю я на его визитную карточку, которая хранится в моем письменном столе. Обида на Сэйдзиро Касатани — молодого подтянутого полицейского инспектора — еще не прошла. Сэйдзиро Касатани лишил меня возможности сделать сенсационный, как мне кажется, репортаж для советского радио о контрабанде наркотиков. В то же время я не могу не воздать должное кипучей энергии Касатани, которую он вкладывал в свою многотрудную службу — борьбу с контрабандистами и гангстерами, занимающимися сбытом страшного яда. Я вспоминаю его рассказ о старых и молодых людях, изверившихся, потеряв

ших силу, без которой в этой жизни не вытянуть, о тех, кто познал однажды полный фантастических миражей наркотический сон, да так и не сумел уже вырваться из лап «белого дьявола». Нет, не потребность вызвать в воспаленном воображении сказочные картины снова и снова влечет их к героину, марихуане или ЛСД. Наркотическое похмелье — страшные боли во всем теле, огненный зуд кожи, непрекращающаяся тошнота — все муки ада, так несовершенно описанные в библии, заставляют наркомана опять хвататься за шприц или закуривать сигарету, начиненную марихуаной. От страданий спасает лишь новый укол или новая затяжка.

Знакомство с Сэйдзиро Касатани произошло в Осаке, когда городское полицейское управление проводило большой рейд против контрабандистов и изготовителей наркотиков.

...Казалось, в Осакском порту снимали очередной кинобоевик — так по-детективному традиционно развернулись события в этом не менее традиционном для японских фильмов о гангстерах месте. По трапу со стоявшего под разгрузкой тайваньского судна «Ци Шэн» на причал сошел пожилой моряк, судя по форме, кто-то из начальства. Чуть позже выяснилось, что это Чу Юэ-фу, помощник главного механика семитысячетонного тайваньского сухогруза. Щурясь от яркого солнца, моряк оглядел причал, как обычно шумный и хлопотливый в этот утренний час, и не спеша двинулся к стоянке такси. Лишь только за ним захлопнулась дверца с черными шашечками, как из-за складской стены неслышно выкатилась серая автомашина, в нее ужами скользнули двое, и шофер, дав резко газ, пристроился к хвосту отъехавшего со стоянки такси.

Непрерывный тесный поток автомобилей, то замирающий у светофоров, то стремительно несущийся вперед, не позволял такси уйти от серой машины. Кончились узкие портовые улочки, и поток автомобилей вырвался на широкую скоростную автотрассу «Хансин N2 2», поднятую на бетонных опорах высоко над городом. Через десяток километров моряк вышел из такси, и тут же двое, выпрыгнув из серой машины, ловко защелкнули на его запястьях наручники. А через мгновение они извлекли из внутреннего кармана его тужурки маленькие пакетики — 480 граммов наркотиков на сумму 96 миллионов иен. Одним из детективов был Сэйдзиро Касатани.

На следующий день в такой же ранний час на удаленной от центра тихой осакской улочке, где за невысокими оградами из туфа или гранита виднеются в окружении изогнутых сосен солидные особняки, появилась группа студентов во главе с преподавателем. Их легко было узнать по форменным тужуркам и по «фуросики» — цветным платкам, в которые японские студенты обычно заворачивают книги. Студенты направлялись, судя по всему, в расположенный неподалеку храм, считающийся памятником средневековой архитектуры и значащийся в туристских путеводителях как осакская достопримечательность. На параллельной, тоже безлюдной в это время улице, куда особняки выходят служебными выходами и гаражами, остановился автофургон с надписью «Осака суйдо» — «Осакский водопровод», и приехавшие в нем рабочие, расставив знаки «Проезд запрещен. Ремонтные работы», приготовились вскрывать асфальт.

Когда студенты поравнялись с решетчатыми железными воротами с медной табличкой «Омура сэйяку кабусики кайся» — «Фармацевтическая акционерная компания Омура», строй их вдруг рассыпался, и они один за другим перемахнули за ограду. Одно

27