Вокруг света 1973-02, страница 55

слишком! Эта дрянь не посмеет уйти с моей добычей!

Я перезарядил ружье и выстрелил белоносой в голову. Гарпун вошел глубоко, но сам по себе выстрел был не очень хороший. Сколько я ни тянул, гарпун не вытаскивался. Вконец рассвирепев, я приблизился к акуле вплотную и ухватил ее одной рукой за жабры, а другой за хвост и в таком положении добрался до лодки. Там я выдернул гарпун и отдал ружье Сильвии. Сопротивление акулы ослабло, и мне следовало отпустить ее с миром. Но я не мог устоять перед соблазном разделаться с ней. Я попросил у Сильвии нож для чистки рыбы и воткнул акуле в брюхо. В борьбе мы ушли под воду. Из акулы уже вываливались потроха, как вдруг она вырвалась и вцепилась мне зубами в правое предплечье. Левой рукой я ухватил ее позади головы, она опять вывернулась, но, вместо того чтобы закрепить свой успех, стала медленно погружаться в синюю бездну.

С трудом сдерживаясь, чтобы не потерять сознание, я влез с помощью Сильвии в лодку и прохрипел: «Снимок, снимок...» Думаю, что только благодаря этому распоряжению Сильвия не лишилась чувств при виде моей растерзанной руки. Не произнося ни единого звука, действуя словно автомат, она сделала несколько снимков, а затем так же молча приложила тетрациклин и перевязала рану.

Отчаяние овладело нами. Впервые за все плавание я усомнился в благополучном исходе. Запись в бортовом журнале хорошо отражает мое уныние тех дней:

«На своем веку я побывал во многих передрягах, не раз мне приходилось очень туго, но этот случай — один из самых тяжких. Вся беда в том, что сам я абсолютно ничем не могу помочь себе».

Попробовали прибегнуть к рации, но не выдавили из нее ни звука. Сильвия села на весла (я уже свое отмахал) в надежде достичь Новой Каледонии, до которой .было 200 миль, но ветер переменился. Оставалась одна надежда, что нас заметят с какого-нибудь судна. Одно прошло в 2 милях, но, несмотря на дымовые шашки и осветительные ракеты, не обратило на нас внимания. Добросовестные там стояли вахтенные, ничего не скажешь!

Боль в руке не утихала. Я боялся гангрены. Известно, что акулы часто вносят инфекцию при укусе. А наши медицинские познания были явно недостаточны для та

кой серьезной травмы. Боязнь гангрены неотвязно преследовала нас. Мы несли круглосуточную вахту, высматривая суда. В довершение всего барометр упал — это были первые признаки циклона «Эмилия», доставившего столько тревог нашим близким.

Записи в судовом журнале за последние числа марта:

«Давление низкое. Погода мерзкая. Ветер — 30 узлов. Дрейфуем. Румпель сломан. Каждую минуту рискуем нарваться на рифы. Сильная боль в руке. Дождь. «Британию» часто заливает. Напасти со всех сторон. Такой ужасной погоды не было с тех дней у Сан-Франциско в начале плавания. Приготовились к самому худшему. Храни нас, боже...»

Вся работа теперь легла на плечи Сильвии. Она сама подтягивала снасти, сама вычерпывала воду из лодки. Я впал в беспамятство.

Мне вспомнился черный кит, повстречавшийся нам в первый день по выходе из Энсенады, как он фыркал, подплывая под «Британию», и как напугалась Сильвия, увидев, что он вдвое длиннее лодки. Потом воображение перенесло меня в Атлантику, где уже .другой кит вытворял то же самое, пока я не прыгнул к нему под воду и-не прокатился у него на спине. Потом пригрезился мне высокий улыбающийся мальчик, мчавшийся по ночным улицам какого-то большого города — не то Рио, где я родился, не то Буэнос-Айреса, где прошло мое детство, не то Лондона, где я познакомился с Сильвией и полюбил ее... Все дни, пока нас носило по краю циклона «Эмилия», я бредил.

Признаков гангрены не появлялось, рана моя как будто заживала. Держать секстант было больно, поэтому мы не имели точного представления о наших координатах. Чего-то нам не хватает, никак не можем понять. И вдруг все стало ясно — исчезли наши мексиканские мухи. Подохли, очевидно. «От чего?» — спрашивает Сильвия. «От скуки», — отвечаю я. Смех ее звучит гораздо более непринужденно, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах.

5 апреля 1972 года — почти через год после выхода из Сан-Франциско — мы услышали по транзистору, что нас именуют «поисковый объект № 13»: «Просьба ко всем судам в Коралловом море вести усиленное наблюдение и по обнаружении гребной шлюпки «Британия-2» сообщить о ее местонахождении и состоянии экипа

жа — Джона Ферфакса и Сильвии Кук». В тот же самый день мы заметили корабль. Он прошел в 500 метрах от лодки. Нас так никто и не увидел. Вот вам и усиленное наблюдение! Сколько "несчастных погибает в море из-за отсутствия должного дозора на проходящих судах, остается тайной. Мысль о том, что нас могут подобрать, претила нам обоим. Однако бывали дни, когда рука болела так несносно, что я готов был выбросить белый флаг. На следующий день я и слышать об этом не хотел. Так, впадая то в ту, то в другую крайность, плыли мы по воле ветра и волн, пока уже почти совсем пустая «Британия» (наши запасы воды и продовольствия кончались) не подошла к Большому Барьерному Рифу.

О нем следует рассказать особо. Австралийский берег нанесен на карту лишь частично. Погода была отвратительная. Нас заливало беспрерывно. Не жизнь, а сплошное мучение. В подобных условиях Сильвия не могла помногу грести, а дрейфуя, мы располагали равными шансами как за, так и против того, чтобы попасть в такую же передрягу, как у острова Онотоа, если не в худшую. В этой части Барьерного Рифа топографические съемки не проводились. Рифы не были отмечены на карте. Сомнительно, чтобы какой-то шкипер привел сюда свое судно спасать нас. Приходилось выбираться своими силами.

Волны и ветер гнали «Британию» по широкой дуге, кидая ее с борта на борт. Якорный трос у нас к тому времени весь проржавел. От постоянного трения под водой о головки кораллов он того и гляди лопнет. В последующие три дня мы спали урывками, по очереди. О ночи страшно было подумать. В темноте доносился до нас лишь рев разбивающихся волн. «Британию» швыряло и крутило, как игрушку. Надежда выжить в этих водах была так ничтожна, что нам обоим было уже не до моей раны.

Но нам снова повезло. Везение плюс опыт помогли нам и на этот раз перехитрить смерть. Попеременно, то дрейфуя, то гребя, в течение трех суток мы прошли Большой Барьерный Риф — последнее препятствие на пути к «завоеванию» Тихого океана. После 361 дня и 8 тысяч миль в открытом море мы, наконец, увидели то, к чему так стремились. Земля! Австралия!

Перевела с английского А. РЕЗНИКОВА

53