Вокруг света 1973-02, страница 64нется на озеро. Но стая взмывает, отваливает, и в тот же миг слышны выстрелы. Один. Еще один. И два торопливых, в угон. Стая снова высоко, она уходит куда-то к Еглевским кустам или Куротню, за солнышком не видно. Мотор выключен. Олег привычно очищает винт от травы, я торопливо гребу. Вода чиста, прозрачна, песчаное дно совсем близко, только вот шест не достает. В стороне Куротня гремят выстрелы: стайку и там встретили. Берег приближается невыносимо медленно. Наконец шест коснулся дна. Заталкиваю лодку носом в тресту. С Олегом поменялись местами: я на корме, он прошел вперед. Накидываю на мотор защитную куртку, натягиваю капюшон, заряжаю. Ну теперь лети! Теперь только бы налетела!.. Тихо. Вытащив пачку сигарет, Олег закуривает. Шипя, гаснет в воде спичка. К охоте Олег равнодушен. Пойдет утка или не пойдет — это его интересует лишь постольку, поскольку от успеха охоты зависит, как скоро мы вернемся в озеро и станем блеснить. Сейчас он отдыхает: зажмурился, подставил солнцу скуластое лицо, изредка подносит к узким губам сигарету и затягивается лениво, больше палит табак, чем курит. Они с Васей друзья детства, росли на соседних улицах, учились до•восьмого класса в одной школе, в войну, мальчишками, помогали солдаткам-ма-терям, ходили на веслах через все озеро, на Кух-мар или сюда, в Грачки, за сушняком и хворостом. В те годы ловля рыбы стала не ребяческой забавой, а тяжелой работой: пойманные ерши и кор-зохи 1 помогали продержаться, не обессилеть от голодухи. Мать Олега, или, как ее зовут на улице и в семье, «баба Варя», женщина моложавая и веселая, несмотря на возраст и перенесенное горе (мужа убили на фронте, трое детей умерли в детстве от болезней и недоедания), рассказывала: — Собираешь, бывало, Олежку за дровами, кутаешь, а сама слезами обливаешься. На озере-то волна! Ну, как не сгребут?.. Ну, как перевернет?.. А печь-то холодная. А дров-то никто нам не припасал. А младших-то кормить и обогреть надо. Вот и покрикиваю, чтоб боль не выдать. И уйдет. Маленький, шапка на нос сползла, рукавички матерчатые... Сяду и зареву. Зарок даю: обойдется — никуда больше не пошлю... Да, было, было... Солоно было. Но живем! — Глянула блестящими голубыми глазами, забавно сморщила нос, к вискам бросились морщинки, засмеялась. Живет, живет «баба Варя», семижильная, неунывающая русская женщина! Вынянчила шестерых уцелевших, поставила на ноги, вывела в люди. Все ходили в школу, младшая, Маша, два годач назад закончила приборостроительный техникум, а Олег проявил упорство: даром что старший — стал инженером-металлургом. Олег живет и работает на Урале, там женился, но родной край не забыл. Отправит жену с дочкой на курорт, в Сочи или в Гагры, а сам — сюда, к матери, к друзьям юности. «К озеру в гости», — говорит. Олег и Вася люди разные, дороги их давно разошлись: Вася учиться не хотел, он и теперь читает мало, разве что детектив или газету с касающимся его быта постановлением правительства, — но Олег, только чемоданы бросит, сразу к нему, и той же ночью оба на озере... Первый выстрел — возле урёвской ивы, другие — ближе, ближе, ближе: мазилы «провожают» утку 1 К о р з о х а — местное название густеры. или стайку, не знаю точно, мне еще ничего не видно, я только изготовился, присел, верчу головой, страшусь проморгать дичь. Бах! Ба-бах! Ба-бах!.. Это уже совсем рядом, прямо перед, нами (да где же, где же?!), а вот и они, два кряковых, оба на виду — бархат и атлас, изумруд и сепия, оранжевые перепончатые лапки, шеи — стрелы, оба — на лодку, на штык!.. Не успел вскинуть ружье — из камышей, с полутора десятка метров, прямо по нашей протоке, словно кнутом — дробь! Боль в руке, положенной на цевье. Вскочив на ноги, кричу стрелявшему по протоке: — Ты! Разве не видел нас? О чем думал?!! Камыши молчат. Невидимый стрелок слышит, до него рукой подать, но ни гугу! — Олег, выводи лодку, посмотрим, кто это! — Его не,рассматривать — бить надо! — громыхает Олег, пихаясь шестом. Выгоняем на чистое. Напрасно: слышно, как трещит, шумит треста, булькает вода; стрелок, забредший в воду с берега, торопится избежать встречи. Уйдет, не догнать. — По шее ему дайте! — доносится голос сзади, почти с того места, где стояли мы сами. — По людям стреляет, черт! Эге! Да тут кругом полно! Разламываю ружье. Патроны со стуком вылетают на дно лодки. Олег, добрая душа, смотрит в сторону. Опять мы в озере. Справа по борту — Кухмар, слева — Крутые Бережки. Олег разматывает огромные удочки, толстая леса неровными кольцами ложится возлё сапог. Сухие короткие пальцы Олега привычно пробуют, как держатся грузила, крепят блесны — большие, в ладонь. — Рассчитываешь кита подцепить? — Ага. Берет трехметровое удилище, за борт летит блесна, за ней другая. Кольца лесы оживают, разматываясь и карабкаясь по бортовым доскам. Ждем, пока не замрут. Швырнув окурок, Олег берется за рукоятку мотора... Ходим кругами. Радиус каждого — километр. В полусотне метров позади, в незримых глубинах, волочатся, вертятся блесны, дразнят, заманивают плещеевских щук. Длинные концы удилищ неподвижно торчат с двух сторон. Милые вы мои люди, дорогие вы мои рыбачки! Хотел бы я знать, кто из вас первый сочинил легенду о двухметровых щуках, бревнами лежаших на здешнем дне? Кто пустил гулять по свету небылицу о трехпудовой «царской щуке», о язе, окольцованном самим Петром и доселе плавающем в озере? Где они, удальцы-переславцы, бившие острогами могучих молочников? Назовите их имена! Объясните, отчего это щука в краеведческом музее не достигает и полутора метров? Слишком много легенд развеялось, как дым, у меня на глазах, чтоб бездумно верить еще одной. А Олег, смотри-ка, ведет лодку строгим курсом, и лицо у человека такое, словно важным делом занят! Нет-нет да и вскинет карие глаза на удилища. Проверяет целость, что ли? Скрывая смех, черпаю из-за борта, ополаскиваю лицо. Плавно поворачивается озеро: дальний Ботик, Веськово, Горицкий монастырь, город, горка Александра Невского, Синий Камень, Кухмар, Меля, 62 |