Вокруг света 1973-03, страница 41

то темно-красным, то бронзовым чистым светом.

Под вечер — печь уже остывала — Лочехин вынул из зева ближнюю ладку. Он держал ее ватными рукавицами, посуда была еще горячая, с окалинами по краям. Щелкнув для пробы по дну, он приложил ее к уху: «Звенит... землица наша. А коли звенит, значит порядок». Лицо старика было розовым и мрлодым.

Мы вышли на улицу. Из трубы лочехинского «завода» струилось марево — оно отсвечивало тусклым перламутром.

...Прошло два месяца, и я решил позвонить в Ти-мощелье, узнать, как дела, а заодно поздравить стариков с весенними праздниками.

Архангельск включился сразу же, но потом грянул детский хор, и телефонистка, соединяя меня с Мезенью, долго пыталась перекричать местную радиопередачу. И как только я услышал знакомый скорострельный говорок: «Москва, говорите дак!» — я сразу представил себе стаю озябших домов на крутом угоре, и перламутровый дым из трубы, и дальние, поголубевшие от мороза леса...

— Лочехин слушает, — сказал Лочехин на фоне детских голосов.

Старик обрадовался моему звонку.

— Дело-то вишь какое, — объяснил он торопливо. — Здоровья уж у меня нет, и руки слабы. Робим мы, робим, а заробить не можем... Кликнул бы ты: есть, мол, такой Лочехин на Мезени, горшечник старый. Все про глину знает. Пусть идут ко мне — ремеслу учить буду, секреты открою. Глины-то у нас — ой сколько много!.. Слышь, что ли?

глазам. Лучи забегали по земле, разбудили ее, и все, что вчера лишь угадывалось сквозь одноцветную сумеречную мглу, получило свою окраску и свои очертания.

Отсюда было видно далеко-далеко. Длиннющей санной улицей катилась белая Мезень. Богатырскими шеломами нависли над ней холмы. Поголубел воздух от мороза, поголубели дальние леей за рекой.

Цепочка свежих следов привела меня к «заводу». Он был похож на баню и сарай одновременно. Черный сажный дым реял из печной трубы.

Афанасий Егорович сидел на корточках и, не мигая, следил за огнем. В огромном зеве печи, обставленные грудой черепков и сосновыми полешками, стояли вчерашние горшки и ладки. Сейчас они выглядели черными и мутно-желтыми, невзрачными, и я неосторожно сказал об этом Лочехину.

— Ты погоди, погоди, — осадил меня гончар. — Дай огню силу набрать.

Прищурив здоровый глаз, он смотрел в печь на пляшущие язычки пламени и время от времени под-кладывал новые поленья.

Елена Афанасьевна позвала нас обедать, но старик отказался — уходить от печи было нельзя. Мы закусили на скорую руку... Вот уже пять часов топился «завод», и все это время старик сидел в молчаливом напряжении, ожидая нужных ему красок. И они пришли: вот исчез, будто растворился дым, не стало красных язычков — один ровный светлый жар полыхал внутри. Посуда просвечивалась насквозь; пламя очищало глину — она наливалась

ЗАГАДКА ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫХ ГИГАНТОВ

В середине прошлого столетия русского ботаника Вейриха поразила сахалинская гречиха: растение многолетнее, отличный корм для скота, а стебли ее вдвое выше человека. О чудо-гречихе узнали в Европе, семена ее шли нарасхват. Но через год-два гречиха вырождалась...

На западном берегу Камчатки мы однажды буквально продирались сквозь травянистые заросли. Под Москвой эту траву называют медвежьей дудкой. Из полых узловатых и тощих коленцев стебля мальчишки делают немудреные насосы, обливают друг друга водой. А на Камчатке и Сахалине это целые деревья, надежно укрывающие всадника, увенчанные метровыми шапками цветов, словно парашютами. И хотя такое дерево не обхватишь ладонями, оно без труда ломается от удара ноги.

Или шеломайник — одно из характерных растений Камчатки. Он как молодое деревце, со стеблем толщиной в руку, с крупными листьями типа кленовых. Весна на полуострове поздняя, лето короткое, и растение, стремясь к свету, поднимается на длину карандаша в сутки. Выгоняет гигантский стебель в две недели

июня, зацветает в начале июля. С трехметровой высоты свешиваются кисти нежно-желтых медоносных цветов. В сентябре трава отмирает. В «джунглях» шело-майника можно часто встретить медведя.

Под стать этим и другие гигантские травы — какалия, крестовник пальчатый и наиболее ценный корм для скота — сладкий борщевик. Встречаются на лугах и злаки-великаны: вейник Ланг-сдорфа, мятлики, овсяница красная и другие.

Удивительно и то, что многие растения, впервые попавшие в эти края, начинают вдруг буйно расти. Например, обычный лук, выросший на Камчатке, выше пояса, горох и бобы на Сахалине вообще скрывают человека.

Над выяснением загадок дальневосточного гигантизма растений трудятся ученые Сахалинского комплексного научно-исследовательского института, Геолого-почвенного института Дальневосточного научного центра в городе Владивостоке и других учреждений. Им удалось разгадать часть загадки. Причины гигантизма — это умеренный климат и невысокие температуры, это повышенная влажность воздуха, смещаю

щая солнечный спектр в сторону теплых красных лучей, стимулирующих рост, а также резкий переход от теплого дня к холодной ночи, как бы консервирующий растения, не дающий им расходовать накопленные за день запасы. Это, наконец, богатство вулканических почв влагой и подвижными формами питательных веществ, особенно азотом. Все эти природные условия и выработали у некоторых дальневосточных растений способность обзаводиться огромным корневищем, обеспечивающим быстрый и колоссальный рост. Они тысячелетиями закрепляли эту способность, сделав ее наследственной. И если эти условия сохранить, перенеся растение в другое место, оно нисколько не убавит в росте. Так, ученые Коми АССР, Белоруссии, Брянска и других районов нашей страны при содействии сахалинцев успешно разводят у себя сахалинскую гигантскую гречиху.

Однако ученые не обнаружили еще в почве все те «дрожжи», на которых вырастают дальневосточные гиганты. Не выяснен окончательно и механизм этого явления, и происходящие жизненные процессы в растении-великане. Поэтому они не могут еще уверенно управлять ростом таких растений... Но разгадка не за горами, и значение ее трудно переоценить. А. ЦЫТОВИЧ

39