Вокруг света 1973-05, страница 24ни. Мебели мало. В главной комнате обычно стоят грубо сколоченный деревянный стол и несколько скамеек. Спят тораджа на циновках и подушках, набитых капоком. По едва заметным тропинкам, довольно тяжело нагруженные, мы с Кадангом торопились к началу праздника. По правую сторону от тропы высился совершенно отвесный обрыв, весь испещренный черневшими на черном фоне дырами. То были пещеры, множество пещер, вырытых людьми или сделанных природой. Около каждой стояли, бесстрастно взирая на нас, тау-тау — огромные, в человеческий рост, куклы. Легкий ветер шевелил клочки волос, прикрепленные к головам тау-тау. Мы проходили мимо кладбища, где горцы находят успокоение после смерти. У тораджа существует поверье, что у человека есть две души. Первая — душа жизни, или таноа-на, — уходит на небо к богам, а вторая — душа смерти, или ангга, — уходит в подземное царство к предкам. Причем для тораджа душа — не пар или нечто бестелесное. Она может принимать форму змеи, мыши, жабы, птицы. По их поверью, душа долго не расстается с телом после смерти человека, поэтому покойника хоронят не сразу. Особенно трудно расстается душа с телом у аристократов. Перерыв между смертью и погребением иногда длится месяцы, а порой и годы. Тело плотно обматывают в домотканую ткань, переложенную ветками капока. Капок обладает хорошими гигроскопическими свойствами и как бы мумифицирует тело. Покойник лежит в затемненной комнате головой на запад. Возле него стоит чашка и кувшин. Все это должно создать впечатление, что человек не умер, а только болен. Так начинается последний путь тораджа. Официальное признание, что человек умер, наступает в тот момент, когда труп покойного мужчины несколько раз подбросят вверх, а потом положат ногами на юг. В этой церемонии важное участие принимает кошка. Ее берут за шиворот, сажают на потолочную балку, а потом осторожно сталкивают вниз, давая знать животному, что его хозяин мертв. Под пронзительные крики жен покойного во дворе приносят в жертву буйвола, который освобождает дух умершего, чтобы он мог предпринять путешествие в загробный мир. После того как гроб с останками будет поднят в пещеру, вход в нее прикрывают деревянным ставнем, а на галерее, перед входом, ставят тау-тау. Тораджа считают, что тау-тау, наблюдая за людьми, должны напоминать им о бренности земного, о необходимости вести достойную жизнь, соблюдать заветы предков. Время от времени потомки подновляют тау-тау, одевают их в новую одежду. ...Как мы ни торопились, но к началу праздника немного опоздали. Почетные гости уже сидели на галерее вдоль длинной стены дома. Тем не менее хозяин пригласил меня в дом показать место для ночлега. Другие расположились на специальной площадке, устроенной между высокими сваями ри-сохранилища. Я прошел в дом, где отведенное мне место было отгорожено циновками, там стояла кровать. Да, самая настоящая кровать, предмет столь необычный в доме тораджа, что о ней стоит рассказать особо. Года два назад в этом районе работал чешский геолог, который никак не мог привыкнуть спать на циновке. Отчаявшись, он пожаловался на неудобства хозяевам и даже нарисовал им кровать; а через два дня деревенский плотник выполнил заказ. Я думаю, что при работе плотник пользовался не только ри сунком, но и собственной фантазией. Это была не обычная мебель, а величественное сооружение. Она, наверное, не уступала кровати средневекового короля. На передней спинке, сколоченной из толстых тиковых досок, был вырезан раскрашенный барельеф — средневековый замок, явно срисованный с открытки. А вокруг переплетался традиционный орнамент тораджа в виде стилизованных голоз буйвола (изображение буйвола, по мнению тораджа, приносит человеку благосостояние). Через некоторое время, когда я устроился на галерее, из дома послышались мерные удары барабана. Двое мужчин вынесли барабан на улицу, в то время как третий непрерывно бил в него ладонями. Когда барабан переносят из дома на помост, то нужно бить в него не переставая, иначе — считают тораджа — носильщики могут оглохнуть. Девушки степенно обносили гостей чаем, туаком, приготовленной в бамбуковых сосудах свининой с рисом, кровью и красным перцем, вареными овощами, рыбой, таро, ямсом, бататами. В центре площадки перед домом женщины, увешанные золотыми и серебряными украшениями, начали ритуальный танец. В руках они держали плетенные из ротанга сумочки. Они, казалось, не обращали внимания на быстрый темп барабана. Движения их были плавными и несколько замедленными. Вот здесь-то и пригодились подарки, которые я приобрел на рынке, ибо этикет требовал, подойдя к понравившейся танцовщице, положить ей в сумку монету, платок, шарфик. Под звуки громкой песни появилась процессия мужчин, которые несли на плечах клетки со свиньями всех мастей и размеров. Клетки были богато разукрашены, в каждой находилось по нескольку свиней. Хозяева внимательно рассматривали каждый подарок от соседей, оценивали его, советовались с окружающими. Это делалось неспроста: нужно все запомнить, чтобы в следующий раз, когда будет праздник у соседа, не ударить в грязь лицом и отдарить его в соответствии со сделанным ранее приношением. Жена хозяина зашла в дом — сменить легкую блузку на кофту с длинными рукавами. В руках у нее была корзина, с которой она пошла в амбар набрать зерна. Убирать урожай и доставать рис из амбара можно только в кофте. К рису у тораджа отношение совершенно особое, почтительное. Когда собирают урожай, то рис жнут маленькими — сантиметров в восемь-десять — серпами. Их тщательно прячут в ладони, чтобы видом серпа не обидеть душу риса. По обычаям тораджа самое большое преступление — кража риса. За кражу нескольких снопов виновный должен был уплатить от двух до пяти буйволов, а вот за убийство — всего четыре буйвола. ...Я ушел в дом и лег на отведенное мне место, а за стеной продолжалось празднество. Я быстро заснул под звуки танца мораэго, который юноши и девушки танцуют всю ночь напролет. Сквозь сон я несколько раз слышал, как кто-то поднимался по лестнице в дом и подходил к моему ложу. Я уверен, что если бы устроился на полу, то спать бы мне не дали. Меня обязательно вытащили бы на улицу: когда в деревне праздник, то спят только самые маленькие жители. Но, по-видимому, человек, покоящийся на кровати, внушал моим хозяевам такое же почтение, как и сам этот странный предмет. Поэтому мой сон никто не прерывал до самого утра, пока гремел и буйствовал на улице праздник нового дома — самый большой и шумный праздник в Танах Тораджа. 21
|