Вокруг света 1973-05, страница 54

Вокруг света 1973-05, страница 54

ный станет первым на Национальной фиесте.

Дон Хосе утратил дар речи — последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел ради того, чтобы ненавистный Ли-монсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям — если бы они еще жили в Испании. Возможно, предложение этого жалкого маньяка — чистое надувательство, но в таких обстоятельствах, как сейчас, схватишься и за соломинку.

— А сколько вы хотите за это изобретение? Если, конечно, от него будет толк.

— Миллион песет, — ответил с неожиданной твердостью человечек.

Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и мрачно задумался.

— Хорошо. Но деньги вы получите, когда станут известны результаты. В воскресенье в корриде выступают этот сукин сын Ли-монсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим.

На другое утро и на следующее, по субботу включительно, доктора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публика, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про «малыша-физика», проча его в бандерильеро при Эль-Наранхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью.

И вот наконец наступило воскресенье. Вся Испания уже целый месяц говорила только о предстоящей корриде. Люди шли на все, чтобы раздобыть билет, и после корриды немало перекупщиков приобрели новые машины. К четырем часам на трибунах яблоку негде было упасть, и еще десять миллионов испанцев смотрели на арену, сидя перед экранами телевизоров.

По арене продефилировали ку-адрильи. Пропела труба, и на середину арены, словно брошенный из пращи камень, вылетел громадный бык. Здесь он остановился как вкопанный. Эль-Лимонсито стал прямо перед ним, но бык не двинулся с места. Матадор подступал к быку вплотную, осыпал его бранью, но все было напрасно.

Публика начала терять терпение, послышались свистки, но тут бык сорвался с места, и застигнутого врасплох Эль-Лимонсито спас только отчаянный прыжок в сторону. В быка словно вселился дьявол — он бодал воздух то направо, то налево, но не обращал

никакого внимания ни на матадора, ни на членов его куадрильи, когда те пытались продемонстрировать блестящую работу плащом.

Появился верхом на лошади пикадор. Бык доверчиво подошел к нему, словно подставляя себя под копье, но едва острие вонзилось ему в крестец, как бык, подпрыгнув на невероятную высоту, выбил копье из рук пикадора и оно, пролетев изрядное расстояние, пробило соломенную шляпу фотографа, намеревавшегося увековечить эту сцену. Пикадор подобрал копье и снова нацелил его, но бык словно взбесился — он поддел лошадь рогами, и пикадор всей тяжестью своих ста двадцати килограммов плюхнулся на бычий загривок. Каким-то чудом ему удалось ухватиться за рога, и так он продержался несколько секунд, в то время как бык скакал и брыкался, будто одержимый. Нормальное течение корриды было нарушено, однако правила есть правила, и куад-рилья Эль-Лимонсито перешла к третьему этапу боя.

Первый бандерильеро вонзил в круп быку две пары бандерилий; третья пара упала на арену, потому что бык побежал, делая зигзаги: другого бандерильеро он догнал, свалил и покатил по арене как мяч. Зрители закатывались хохотом и не могли остановиться — такого не было еще ни на одной корриде; но настоящие любители возмущенно требовали, чтобы им вернули деньги за билеты. А невзрачный человечек в проходе, за камерами кинохроники, лихорадочно вертел в это время переключатели своего «транзистора».

Началась завершающая часть боя — самая злополучная из всех, описанных доном Хосе Мария Коссио в его фундаментальном труде «История корриды». Острие шпаги все время соскальзывало с боков животного, и в какой-то миг она по рукоять врезалась в землю. Эль-Лимонсито застыл в странной позе, словно выполнял трудное гимнастическое упражнение. И тут произошло самое комическое событие этой незабываемой корриды: коварно взмахнув рогами, бык оставил Эль-Лимонсито в одном белье, а потом, когда тореадор бросился бежать, сорвал с него то малое, что на нем еще оставалось. Мужчины катались от хохота, иностранки хихикали, а скромные испанки прятали лица за веерами. Эль-Лимонсито бежал с арены под градом подушечек для плетения кружев. Это было концом Эль-Лимонсито — теперь он мог рассчитывать только на ме

сто клоуна в цирке, другого контракта с ним не подписал бы никто.

Настал черед выступать Эль-Наранхито Бык шел туда, куда ему надлежало идти. Десять,миллионов испанцев смотрели, затаив дыхание, как он, мирно обнюхав лицо Эль-Наранхито, становится перед ним на колени. Все бандерильи вонзились куда полагается, на взмахи плаща бык отвечал так, как от него ожидали, и, наконец, после одного-единственного виртуозного укола шпагой он упал как подкошенный. Его подкорковые центры разрушил мощный электромагнитный импульс. Но кому бы пришло в голову произвести вскрытие?

Не стоит рассказывать, что произошло с остальными быками. Эль-Лимонсито был так деморализован, что доктору Гонсалесу почти не пришлось пускать в ход свой передатчик: из рук вон плохая работа окончательно погубила репутацию доселе знаменитого матадора. А Эль-Наранхито одержал блестящую победу над свои ми тремя быками и получил всего шесть ушей и три хвоста только потому, что больше ушей и хвостов у этих быков не оказалось. Его осыпали дождем цветов и любовных записок, и, когда он уходил с арены, полиции пришлось спасать его от почитателей.

Тем временем странная личность с транзистором подошла к сеньору Карраско. Они обменялись несколькими фразами, а потом человечек, сжимая в руке сложенный банковский чек, стал проталкиваться к выходу. Выбравшись, наконец, из толпы, он осторожно разогнул чек, взглянул на него — и его лицо вспыхнуло: нулей в проставленной сумме было на два меньше, чем они уславливались! Лицо человечка исказила зловещая гримаса.

Импресарио в эту минуту уже пробивался наружу в окружении поклонников, наперебой поздравлявших его с успехом Эль-Наранхито. Вдруг * кто-то закричал: «Бык, бык вырвался!» — и началась паника. Почувствовав, что толпа вот-вот подомнет его под себя, сеньор Карраско попытался перепрыгнуть через загородку, но его сбили с ног. И как ни больно его топтали, он был в полном сознании в тот момент, когда ощутил на затылке обжигающее дыхание быка. Потом словно два ледяных стержня вошли в его спину — и больше он не почувствовал ничего, потому что бык пригвоздил его, как высушенную бабочку, к дощатой стене прохода.

Перевел с испанского Ростислав РЫБКИН

51