Вокруг света 1973-08, страница 40
— Ничего, обойдусь. Мария бранилась, в город уехала, не расцеловавшись. Михаила и другие отговаривали: в глуши, мол, зарывается, в стороне от главных событий жить норовит, перспективы нет, все равно не выдержит, так зачем время терять? Один Павел Фомич, потирая больную руку, сказал: —- Держись, парень! Сам себе хозяином будешь. Народ-то шалый, думает — дом родной там, где рубль дурной! Врешь, в начальниках тоже тертые калачи сидят. Они за этот рубль такой хомут натянут взбрыкнешь,, да поздно. Решил ты ладно. В егерях распрекрасно проживешь. Станем с тобой помаленьку тетерей стрелять да • язей потаскивать! Михаила эта поддержка разволновала. Служба оказалась трудной: егерский участок что твой район — в одну сторону тридцать километров, в другую двадцать семь! вот и побывай всюду, учти зверей и птиц, заготовь на зиму корм кабанам и лосям, соль на солонцы завези. Да еще в охотничий сезон надо гостей принимать. Одному не управиться. Спасибо, Павел Фомич выручал. Возил в лес соль и сено, показывал * приезжим места, гонял на лодке в совхозный магазин за крупой и хлебом. Случалось, конечно, баловался, выходил с берданкой, хотя охотничий билет не выправлял. Упрекнешь, руками разведет: — Да много ль я, Миш, возьму? Мне чем шешнадцать цел-•ковых платить — проще ружьишко об угол! И Михаил закрывал глаза: старый человек, да и помогает. Прочим . нарушителям Михаил не спускал: составлял акты, штра- Рисунки П. ПАВЛИНОВА фовал, писал на работу. Нарушения, правду сказать, случались мелкие: тот не успел путевку получить, тот на день раньше срочна стрельбу открыл, тот малость норму отстрела превысил. Нарушители с Михаилом спорили редко, прощения просили: азарт взял! Михаил людям верил: народ городской, рабочий и служащий, грамотный, но верить — верил, а от порядка не отступал, хотя скоро стал понимать: не туда бьет, не по хищникам! А хищники на участок наведывались. Матерые! Еще в первый год работы наткнулся Михаил в Длинном Логу на яму со свежей лосиной шкурой и потрохами, потом Павел . Фомич с Кулемин-ских брусничников «трофей» приволок — шкуру теленка. Эту даже не зарывали, в кусты бросили. И не дрогнула рука сосунка уложить! Совсем без совести обходился кто-то, рвал где мог и что мог. Нет-нет да и слышался в лесу в неурочную пору далекий выстрел. Нет-нет да и набредал Михаил на искусно раскинутые силки и петли на птиц. Кто стреляет? Кто петли разметал? Поди-ка узнай! Мало ли в лес ходят, особенно осенью, по грибы да по ягоды? Мало ли на моторках мимо деревни проплывают? Каждую лодку не остановишь, каждого встречного не заставишь короб с брусникой вытряхать! — Ты, Миш, в лесу поглядывай, — предупреждал Павел Фомич. — Знаешь, как говорится: береженого бог бережет. Лихой человек на все решится! Точно! Мария, изредка все же приезжая, и тоже, видно, давно простившая Павла Фомича, поддакивала: — Слушай, что умные люди говорят. Поменьше в лесу шастай, огородом лучше займись, матери-то трудно! Усмешка у Марии нехорошая, ядовитая... Михаил написал в правление областного общества охотников, в областную охотинспекцию. Сообщал, что на участке неладно, указывал: велик участок, невозможно за .всем уследить. Отписали: ответственность за сохранность живой природы и биотехнические мероприятия на участке несет егерь, и предупредили: за беспорядки взыщем. Михаил бумажку скомкал и выбросил. — Напрасно серчаешь, — убеждал Павел Фомич. — Ты в их положение взойди. Отвечать тебе следовало? Следовало. Ты ж острый сигнал подавал. Ну и от ветили. А теперь думать будут. Поди, надумают чего. Ты только не гоношись. Станешь глаза колоть — беду накличешь. Начальство не любит, чтоб умней его были... Наезжавшие к древнему старику Пугову внучатые племяши Алешка и Федор Пуговы спрашивали: — Мишк, ты, говорят, подмоги запросил? 1Ну, ну, гляди, еще одного дармоеда пришлют, веселей тебе станет! И смотрели злыми глазами, на драку вызывали. Алешка и Федор ребята жилистые, крепкие, обоим под тридцать. Один — слесарем на автобазе, второй — крановщиком на строительстве. Оба рыбаки и охотники, оба скоры на ногу, и оба не без греха: один раз с сетью попались, другой раз куницу без лицензии взяли, двадцать пять рублей штрафа заплатили. Приедут — никогда не спешат путевку показывать.' Да и приезжают не как другиег в пятницу или в субботу, посреди недели норовят. Отгулы у них, понимаешь... Пуговы места знают. Уйдут в лес, так на сутки, на трое. Где их носит — не сказывают. Только щерятся: — Где были — там нас нет! Ну а ты? Словил браконьеров-то?. Не словил? Знамо дело! И переглянутся... Тошно на душе. — Ничего не поделаешь, — рассуждает Павел Фомич. — Жизнь, Миш, несознательная. Ты глянь: каждый норовит хоть кроху с черного ходу вынести. — Не каждый! — угрюмо отвечает Михаил. — Э, милый, заморочили тебе мозги, с чужого голосу поешь! Молод! А ты никого не слушай, ты сам смотри да прикидывай... После безуспешных розысков бобров Павел Фомич вздохнул: — Гиблое дело. Насчет городу я шутил, конечно. Какая уж там кина для бобра! А что прибрали их — не сомневайся. Кто-то выискал и прибрал. И шкуры их. давно на шубу пошли. Хороша небось шуба, не твой ватничек... В осиннике возле Кривой речки Михаил воспрянул духом: целы, целы, родные! Ликовал, словно это он спас новоселов. А может, и в самом деле он? Знали ведь кругом: егерь в лесу днюет и ночует! Может, поостереглись? Радостный, шел Михаил берегом, высматривая бобриные норы. Где-нибудь недалеко они, тут где-нибудь... Услышал всплеск, увидел под крутым берегом водяные круги, замер, |
