Вокруг света 1973-08, страница 45

разные периоды истории люди относились к животным по-разному. Было время, когда их обожествляли, им поклонялись, воздвигали в их честь храмы и скульптуры. В Древнем Египте, например, пла-щеносный павиан считался священным животным, олицетворял бога Тота. В странах Юго-Восточной Азии был культ обезьяньего бога Ханумана. Барельефы, изображающие сотни обезьян, вооруженных палками, во главе с Ха-нуманом, побеждающим злых демонов, по сей день украшают стены гигантского храма в Ангкоре в Камбодже.

Древнегреческие философы за четыре века до начала нашей эры создали учение о мимезисе, утверждавшее, что животные были первыми учителями человека в ряде ремесел, в сельском хозяйстве. «От животных, — писал Демокрит (ок. 460—370 годов до н. э.), — мы путем подражания научились важнейшим делам [а именно: мы — ученики паука] [подражая ему] в ткацком и портняжном ремеслах, мы ученики ласточек — в построении жилищ и певчих птиц — в пении... Природа сама научает нас сельскому хозяйству...» Точно так же, по мнению древних римлян, люди научились у животных и некоторым лечебным приемам.

Окружая животных ореолом почитания, люди наделяли их всеми присущими человеку свойствами и особенностями, приписывали им свои побуждения, мысли, желания, чувства. Поведение и повадки животных объяснялись так же, как объяснялись поступки людей.

Так в глубокой древности зародился антропоморфизм (очеловечивание), запечатленный во множестве сказок и легенд всех народов нашей планеты и нашел позже свое отражение даже в научной литературе.

Такой взгляд и сейчас не редкость в обыденности, но в науке он давно стал символом ненаучного подхода к объяснению поведения животных. Однако, как это не раз бывало, маятник познания качнулся в другую крайность. Животных стали считать биоавтоматами.

Основы так называемой теории «автоматизма» были заложены еще в первой половине XVII века французским философом, математиком и естествоиспытателем Рене Декартом. Ученый высказал предположение, что животные — это всего лишь весьма сложные машины и их действия в любом случае можно свести к законам физики, химии и механики. Так, например, когда паук ткет свою сеть, в его организме действуют сложные механизмы, точно отрегулированные для весьма определенной, стереотипной деятельности. Здесь все запрограммировано, все рассчитано наперед, а посему нет никаких психических моментов, и нет основания утверждать, будто паук что-либо переживает.

У Декарта, «отца новой философии», как его часто называют, и при жизни и после смерти нашлось немало последователей. Гипотезу Декарта подхватили и приняли на вооружение в начале нашего столетия ученые, считавшие, что поведение любого животного можно разложить на ряд сравнительно простых рефлекторных реакций и их понимание вовсе не требует психологического толкования.

Тем не менее со временем накапливались строго поставленные наблюдения и эксперименты в лабораториях, в вольерах и, что особен

но важно, в естественных условиях. По опыту, поставленному в искусственных условиях, судить о возможностях животных без ошибки довольно трудно. Высокоорганизованное существо, волнуясь, может хуже решить задачу, чем примитивное. И стало очевидным, что животные, особенно высшие, любознательны, умеют ориентироваться и проявлять гибкость в незнакомой или в изменяющейся обстановке, что наряду с полученной в наследство четкой жизненной программой поведения им приходится еще многое приобретать самостоятельно, проявлять сметку.

Молодой англичанке, доктору зоологии Джейн ван Ловик-Гудолл, долгое время наблюдавшей за жизнью кенийских шимпанзе в саваннах, довелось не раз видеть, как они проявляют незаурядную изобретательность. Шимпанзе, например, используют тонкие прутья для того, чтобы выуживать термитов и муравьев из гнезд. Сначала ветка очищается от листьев. Если прут слишком толст, шимпанзе расщепляет его. Затем обезьяна засовывает прут в муравейник и вытаскивает вместе с муравьями — это помогает ей также избежать болезненных укусов. Прутья используются еще и для добычи личинок. Тот же инструмент служит и для исследования незнакомого предмета. Шимпанзе пользуются и листьями: они ими вытираются, прикрывают раны. Они разжевывают листья и делают из них нечто вроде губки. Если они не могут достать воду губами, то опускают эту губку в углубление с водой и выжимают ее себе в рот. Обезьяны умеют метать палки, целиться. Они употребляют палку как оружие.

Точно так же, впрочем, и дятловые вьюрки, жители Галапагосских островов, пользуются для извлечения из-под коры деревьев личинок жуков-точильщиков шипом кактуса или тонкой прямой палочкой. Не менее любопытно и другое. Вьюрки обрабатывают свои «орудия производства», укорачивая слишком длинные палочки, и обламывают мешающие ответвления. Наиболее удачно и удобно сделанные орудия вьюрки подолгу носят с собой в клюве, а во время поиска добычи вставляют их в какую-нибудь трещину коры дерева.

Не так давно в одном из зарубежных зоологических журналов был описан такой любопытный факт. В зоопарке американского города Сент-Луис, как и во всех зоопарках мира, утро начинается с уборки клеток и вольер. Служители подметают, выносят мусор, моют их. Звери по-разному относятся к этим процедурам. Волку-самцу, которого содержали вместе с маленькими волчатами, явно не нравился холодный душ. И, завидев служителя со шлангом, волк предпринимал меры предосторожности. Он загонял щенят в будку и, дергая за веревку, закрывал ее. Когда мытье клетки заканчивалось, зверь выпускал малышей.

Чем все это можно объяснить? Если говорить о волке, то можно не сомневаться, что на воле ему не приходилось сталкиваться с описанной ситуацией. Чтобы выработался условный рефлекс, требуется предварительное обучение, но волк не учился закрывать клетку. Остается сделать единственно возможный вывод: действия волка — это проявление рассудочной деятельности. Что касается шимпанзе, любопытно отметить, что их поведение, тоже в какой-то мере рассудочное, вызвано суровой необходимостью: в саваннах значительно труднее до

43