Вокруг света 1973-10, страница 34

То был поступок отчаяния! Люди ждали, что щупальца в ту же секунду схватят, прижмут, вырвут оружие. Но, к их изумлению и облегчению, ничего этого не произошло.

Опаленный огнем фронт мангров замер. Люди тут же прекратили стрелять — в их новом отчаянном положении был дорог каждый заряд.

Мангры двинулись снова. Выстрелы опять их остановили. Так повторилось еще несколько раз. Наконец — людей словно отпустил кошмар — мангры уже не сделали попытки двинуться.

Мангры, хотя их организация была примитивной, умели учиться. Выстрелы быстро выработали в них условный рефлекс, но дальше дело пошло туго. Мангры, если можно так сказать, были поставлены в тупик, ибо бой развертывался «не по правилам».

И тогда, когда программа инстинкта была исчерпана, включился механизм метода проб и ошибок.

— Да сделайте же что-нибудь!

Крик напрасно звенел в наушниках. Люди в вездеходе предпочитали не глядеть друг на друга. Их положение было ужасно, потому что им, защищенным броней, но беспомощным, предстояло увидеть агонию друзей, которые хотели их выручить .и стали пленниками сами. Даже если кустарник больше ничего не предпримет, кислород в скафандрах иссякнет раньше, чем звездолет успеет оказать помощь.

Оставался, правда, еще один свободный человек — дежурный покинул свой пост, и теперь его одинокая фигура маячила на вершине холма. Но стрелять он не мог — нельзя было поразить щупальца, не поражая людей. Подойти с резаком? Но это уже был бы отчаянный шаг, и решиться на него следовало только в критическую минуту.

Внезапно вездеход тряхнуло. Борт его резко накренился, люди едва успели ухватиться за поручни. Нет, мангры не забыли о своем первом противнике! Они его переворачивали вверх гусеницами.

Зачем? Этого не знали не только люди, но и мангры.

С вездеходом, даже поставленным вверх ногами, мангры заведомо ничего не могли поделать,

но с остальными они могли расправиться по меньшей мере тре-. мя способами: убить резкими ударами о землю, скрутить их тела винтом, что вызвало бы разрыв скафандра, или, как вездеход, перевернуть людей вниз головами.

Второй маневр хранился в наследственной памяти мангров, но, к счастью для людей, сама эта программа уже столь явственно дала осечку, что инстинкт самозатормозился. Точнее, одна инстинктивная программа «делай, как всегда» была ослаблена другой программой: «пробуй, если не получается, как всегда». А поскольку люди с молниями и вездеход представлялись разными врагами, то и пробы оказались разными: щупальца всего лишь выпустили сок, которым они разлагали минералы почвы. При этом щупальца стали потряхивать людей теми же движениями, какими, выпустив сок, рыхлили почву.

Нельзя сказать, чтобы это было приятно, но потряхивание ничем страшным не грозило. Что же касается белой жидкости, которая заструилась по скафандрам, то тут можно было подозревать самое худшее. Враг, столь быстро и умело нанесший людям поражение, казался теперь воплощением коварного и расчетливого ума. К счастью, не всем.

У людей в вездеходе при всех их переживаниях была возможность подумать. Сидя на том, что недавно было крышей, они следили за кустарником, и привычка сопоставлять, анализировать понемногу брала верх. Процесс этот, в общем бессознательный, был следствием огромного опыта человеческой культуры, который подсказывал, что все победы предрешал творческий подход, а там, где этого не было, не было и успеха.

В беду их ввел привычный стереотип мышления, но второй такой же ошибки им удалось избежать. Целенаправленные, точные, а потому внешне разумные действия кустарника лишь на миг поколебали убежденность биолога, что они имеют дело с примитивным, хотя и своеобразным существом. Эта убежденность не была слепой, ибо основывалась на знании общих законов эволюции жизни, знании, что содержание определяет форму. То, что кустарник не парализовал оружие, не нашел верного способа убийства беспомощных людей, окончательно развеяло сомнения. Их противник не был ни умен, ни глуп, как не была умна или глу

па какая-нибудь земная росянка; он был отлично приспособлер к строго определенным условиям и ситуациям, только и всего.

Когда это было осознано, требовалось уже немногое, чтобы увидеть выход из безвыходного, казалось бы, положения.

В подсказке недостатка не было. На тех участках, где не кипел бой, листья мангров мирно продолжали вбирать свет. Там. едва стихли выстрелы, объявились похожие на мокрицу крупные существа, которые безбоязненно сновали меж ветвями и — более того — поедали листья!

Конечно, эта идиллия скользнула мимо оглушенного событиями разума, "но в сознании она запечатлелась. До вывода оставалось полшага, но сначала человек должен был расстаться с предвзятыми установками и кое-что сообразить. А именно: всесилие человека отнюдь не в мощи покоренной энергии, не в изощренности построенных им машин, даже не в знаниях — оно в гибкости, широте и дальновидности мышления! Еще: тактика, успешно сработавшая пусть тысячу раз, не обязательно оправдает себя в тысяцу первый. И еще: человек убежден, что он всегда разумен; на деле же он разумен только тогда, когда способен подметить, оценить новое и, перестроив прежнюю картину мира, действовать в соответствии с реальностью, какой бы она ни была.

Незаметно для себя (необходимость — лучший учитель!) биолог проделал весь этот путь. И тогда он понял, что надо делать.

Понял в тот самый момент, когда в наушниках раздался отчаянный крик:

— Их жидкость разъедает скафандр!

Так наступила критическая минута, и биолог понял, что его открытие бесполезно: события опередили работу разума.

И все же...

— Откуда вы заключили, что сок разъедает силикет?!

— Шелушится и опадает его верхний слой!

«Сок был выпущен полчаса назад, — мгновенно пронеслась мысль. — А слоев три...»

— Ни с места! — закричал он. — Есть другой способ!

Поздно! Единственный оставшийся на свободе член экипажа уже подбегал к пленным. Сверкнуло лезвие резака...

Прежде чем резак успел отсечь

32

I