Вокруг света 1973-10, страница 6

широкую, но длинную галечную косу, отделяющую лагуну от моря. За лагуной лежала тундра, ее пологие холмы постепенно повышались к горизонту. Километрах в тридцати на западе в море выдавался мыс, подобный тому, на котором я стоял. Вдоль косы тремя рядами выстроились немногие домики поселка. Конец августа для Чукотки поздняя осень. Все было окрашено в мягкие голубоватые, зеленоватые, желтые тона... Меня поразила эта картина. В ней не было изломанных линий, мрачного колорита Берингова пролива, не вызывала она ощущения затерянности на краю земли (а здесь как раз и был край земли) — в ней были завершенность, спокойствие и простота. И я понял, что отныне мне предстоит постигать на Севере именно это спокойствие и простоту...

В Уэлене первое время я вел дневник. После я его посмотрел: это оказался очень лаконичный дневник — в день не более двух-трех строчек.

«15 сентября. Сейчас ходил на море. Ветер с севера. Трубка сама раскуривается на ветру».

«22 сентября. Киты по вечерам собираются в море против маяка. Как бабочки на свет».

«8 октября. Снег лег на сопку, и по белому склону поднимаются четыре темные фигурки. Охотники пошли за зайцами».

«9 ноября. Море закрылось. Утром оно еще было, и виднелись фонтаны гренландских китов на горизонте».

«14 ноября. Слегка пуржит. На юге посреди серого неба одинокое красное облако».

«16 декабря. Ночью светло и тихо, и собаки спят, свернувшись на кучах золы, выброшенной из печек».

«1 января. Не забыть, как в десять утра над маяком в море прошла стая уток».

Не забыть — вот в чем было дело, вот почему я все это записывал! Нигде, как здесь, не казались исполненными смысла каждая мелочь, каждое мгновение. Нигде не было такого ощущения сопричастности всему, что пррисходило в этом разомкнутом во все стороны пространстве... Потом я перестал записывать — понял, что и так не забуду.

Названия улиц в Билибине характерны для многих поселков Чукотки и Колымы: Геологов, Строителей, 30 лет Советской Чукотки, Мандрикова, руководителя первого Чукотского ревкома... Но есть одно, вряд ли еще где

в области повторяющееся — улица академика Курчатова, ученого, стоящего у истоков советской атомной промышленности. На этой улице пока только три дома пятиэтажных. В одном из них разместилась дирекция строящейся Билибинской АЭС. Здесь я познакомился с молодым светловолосым человеком, Владимиром Кузьмичом Абалакиным. В Билибине он всего несколько месяцев, но «атомный» стаж у него серьезный. Закончил Московский энергетический, работал старшим инженером управления реактором на Белоярской АЭС, потом в Алма-атинском институте ядерной физики, тоже на реакторе. Сюда приехал дежурным инженером станции.

Мы сели в машину, отправились на стройку. По дороге Владимир Кузьмич сказал:

— Скоро уже физический пуск. А там не за горами и энергетический...

— Что такое физический пуск? — спросил я.

Но тут Абалакин отвлекся.

— А вот наша «Орбита»! Первая на Чукотке.

Километрах в полутора от поселка, слева от дороги, на вершине сопки, стояла «Орбита». Снизу, на фоне неба, она выглядела большим грибом со сдвинутой набекрень шляпкой. Уже второй год билибинцы смотрят телевизор.

Скоро показалась и «атомка». Перед зданием электростанции на низком бетонном постаменте четыре огромные, тоже бетонные буквы: БАЭС. Всесоюзная комсомольская стройка. После гигантских строек, таких, например, как Братская и Усть-Илимская ГЭС, после могучих кранов, шагающих экскаваторов, бесчисленных огней электросварок, после скал стометровых и плотин, перед которыми скалы эти кажутся игрушечными, вид строящейся БАЭС, может быть, даже и не впечатляет. Широкая открытая долина. Посреди нее—скорее можно угадать по темно-зеленой полоске ив, чем различить, — ручей Понеургин. И на пологом склоне одной из сопок — прямоугольный дом, довольно большой: метров тридцать высоты, метров сто длины. Главный корпус. Людей почти не видно, все внутри.

Владимир Кузьмич находит две каски. Надеваем их, входим в здание. Здесь на разных отметках работают сейчас бетонщики, каменщики, кровельщики, монтажники. Мы идем, разумеется, в реакторный зал. Там уже готовы четыре глубоких бокса с тол

стыми стенами из специального бетона. В них и будут монтироваться реакторы. К монтажу первого уже приступили: на дне бетонного колодца лежит нижнее основание реактора — круглая стальная плита, усеянная множеством цилиндриков. Напоминает гигантскую терку.

Мой спутник объясняет, как будет действовать реактор. Я слышу: «Обогащенный уран... нейтроны... коэффициент размножения... температура графита... поглощающие стержни... ксенон... «отравление» реактора (даже и такое может быть)...»

— Ну а что все-таки означает физический пуск? — спрашиваю я.

Оказывается, физический

пуск — это, приблизительно го-_ч воря, экспериментальная проверка реактора. Продолжается она примерно месяца три. Реакторы хотя и типовые, но каждый рассматривается физиками индивидуально. В это время к нему относятся не как к источнику тепла, а как к физическому нейтронному устройству. Только после такой проверки происходит пуск энергетический. Одной загрузки реакторов топливными стержнями хватит на полтора года работы. Для Билибина, куда всякое другое топливо вроде угля или нефтепродуктов доставлять сложно и дорого, это очень выгодно.

Решит Билибинская «атомка» и другую проблему. Станция задумана как теплоэнергоцентраль, и в этом ее отличие от других АЭС. Часть тепла, вырабатываемого в реакторе, пойдет на нагревание воды в теплотрассе БАЭС — поселок.

Посмотрели мы с Владимиром Кузьмичом и машинный зал, и место, где будет диспетчерский пункт с пультами управления. На каждые два блока — один пульт. За каждым пультом — два инженера. «Атомка» есть «атомка». Спецодежда — белая...

— Белая — это красиво! — сказал я.

В самом деле, будто с иллюстраций к научно-фантастическим романам, читанным в детстве: громадное окно, по эту сторону люди в легких светлых одеждах, по ту — какие-нибудь дикие скалы, или чудовища, или полярные льды...

— На белой грязь виднее, — ответил Абалакин. — Для стирки грязной одежды предусмотрена спецпрачечная. Стирают там машины.

Мы вышли наружу. Под удивительно жарким для Чукотки солнцем млела долина. Горизонт