Вокруг света 1974-04, страница 66

ные поравнйлись с придорожной зарослью кустарника.

И вдруг оттуда, из-за этих привычных кустов, ударил дробный гром, глуша набат. Под босыми ногами крестьян взвихрились маленькие облачка пыли, и сразу-целый десяток передних мужчин и подростков уткнулись лицами вперед в эти пыльные клубки.

Гром было утих, но тут же возобновился. И удары его длились все дольше, пока не рассеялись на проселке все кучки белых платочков w сарафанов. Дополняя пулеметные очереди, посыпались из кустов винтовочные выстрелы, частые, что сухой горох, падающий в жестяную банку. Бегущие никли, словно колосья, подкошенные серпом, и даже в громе пулемета и трескотне винтовочных выстрелов слышно было, как сливается людской стон и крик в один непрерывный смертный вопль.

Такой же вопль несся сквозь стрельбу с другого конца села, от больницы. Звенели стекла, надрывались человеческие голоса. Потом грохнуло дважды, и эти два взрыва пироксилиновых шашек водворили зловещую тишину на том конце Солнцева.

А тут, на дороге, топча стонущих, пегая лошадка безудержно несла мимо кустов плетеный возок. Тело отца дьякона, запутавшееся в вожжах, волочилось за возком, а отец Федор, барахтаясь

в кузове, все никак не мог перехватить вожжи. Минуя скрытого в кустах пулеметчика, пегая лошадка влетела в смертную струю. Ломая оглобли, упала оземь. Возок на железном ходу придавил лошадь колесом и остановился.

Отец Федор ухватился за облучок и поднялся в возке на ноги. Под руку ему попал собственный крест на серебряной цепочке. Он повернул крест перекладиной вниз и закричал:

— Анафема! Анафема вам, иродам прокля...

Срезанный пулей, он рухнул навзничь, и в тот же миг взвилась на дальнем конце села зеленая ракета.

Сигнал этот дал группе Зурова второй пулеметчик, Иван Губанов. Значит, и у него дело кончено, путь отхода свободен.

Капитан Зуров выкатил свой пулемет на придорожную тропку, дал чо дороге две последние очереди, добивая раненых в пыли, и, волоча горячий «максим» мимо белых сельских берез, четверо стрелков заторопились на соединение с губановской группой у больницы.

Долго не приходил в себя беглец с баржи смерти. Сашка доставил доктору Попову больше хлопот, чем все остальные пациенты из города. Две недели, до

первых чисел августа, жизнь еле теплилась в его > полубесчувственном теле. Сознание возвращалось урывками. Больной не мог взять в толк, почему рядом нет Антонины, лица чужие. Не узнал больной и Семена-бакеншика, когда тот, верный обещанию, отважился вновь прошмыгнуть мимо вражеских и своих стрелков, чтобы отвезти спасенному рыбы на пропитание. Не терпелось Семену сообщить бывшему арестанту с баржи последнюю новость о его товарищах по тюрьме.

Оказывается, утром 19 июля баржу, полурасстрелянную пушечными снарядами и пулеметами, сорвало с якорей (чему помогли и сами узники), поволокло течением мимо Стрелки и прибило к береговой отмели у Коровников, почти рядом с тюрьмой. Дружинники открыли было огонь по судну, опасаясь вражеской хитрости, но, по счастью, разобрали слабые стоны и крики: «Не стреляйте! Здесь свои, товарищи!» На палке показался красный лоскут — обрывок чьего-то платья или платка.

Смельчаки кинулись к барже. Под неприятельским огнем удалось переправить уцелевших узников — десятка полтора изможденных людей. До бортовых проемов оставалось всего несколько сантиметров от волжской поверхности. Баржа утонула вместе