Вокруг света 1975-04, страница 45

плывет и ничего, а у меня сразу судороги. И такие, что завыл бы, как волк на рождество. И ноги, и руки, и все...

— А девушка?

— Ну, доставили мы их на корабль. Я и не рассмотрел ее совсем. Ресницы только — тень в полщеки. А потом она мне письмо написала с благодарностью... Я ответил.

— Встречались?

— Да, три раза.

— И как? Интересно ей с тобою?

— Думаю, да. А обо мне и говорить нечего. Грамотешка моя слегка подкачала — ничего, дотяну. Мне ведь двадцать два только.

«Все еще впереди, — подумал мичман. — И тут тебе, малец, сто очков дано перед другими. Что ж, помогай бог».

— Славная девушка. И знает много. Хотя, что тут удивляться... Метеоролог... Их станция на Рог-вольде.

Дубовец вдруг почувствовал себя так, словно кто-то вылил ему за шиворот сначала ковш горячей, потом ковш ледяной воды. Он был почти уверен в ответе и все же спросил, не мог не спросить:

— Ну а зовут как?

— Евгения... Женя...

Что-то оборвалось внутри у Дубов-

ца. Он глухо сказал:

— Метеоролог с Рогвольда... т-так... Фамилия, часом, не Арсентьева?

— Угу. А вы что, знаете ее?

— Слышал как-то... Да, кажется, я о ней что-то когда-то слышал.

Он хотел еще о чем-то сказать и побоялся, что сорвется, закричит от ярости и боли.

Выручили колокола громкого боя. Они били в уши, в грудь, в голову...

Наступил день, самый для него проклятый изо всех дней, которые были и когда-нибудь будут.

Медленно журчала за кормой тральщика густая, маслянистая вода. Скуповато светило через тонкие облака солнце, которое еще почти не несло тепла. Волны в его слабом, рассеянном сиянии казались зелеными.

С левого борта можно было заметить еще несколько тральщиков, бороздящих море. Далеко за ними виднелась серая полоска облаков, лежавших на высоких сопках невидимого отсюда берега.

В тот день работы было немало. Уничтожили четыре мины. Минер «Тайфуна», старлей Андрей Стивен, цедил сквозь зубы:

— Дьявольщина какая-то. Не море, а суп с клецками. С чертовыми фрикадельками, три дьявола им ниже хвоста.

Высоченный, белесый, с вечно прижмуренными светлыми глазами, он от своего добродушия и ругался просто так, для порядка.

Четыре раза шлюпка отваливала подрывать мины. На веслах был Анатолий Каня. С ним здоровенный старшина Иван Красовский. Четыре раза вставали за кормой гейзеры бешеной, кипящей воды, взвивались в небо и опадали, и словно кто-то бил могучей ладонью по барабанным перепонкам.

Весь этот день мичман невольно следил за минером. Вот они лихорадочно гребут к кораблю, вот взлетает за ними белый столб воды, и, когда осядут последние брызги, Каня кричит что-то и весело скалит белые зубы.

«Идет на шлюпке. Экономные, точные движения рук... Почему я был почти спокоен до этого утра? Надеялся? Нет, просто утешал себя — все обойдется». Боль пройдет. Должна пройти.

Дубовец ненавидел себя за это самоутешение, за идиотскую ревность, за все.

...Когда взорвали вторую* мину, из глубин всплыло что-то темное...

«Наверно...-наверно, было бы легче, если бы Каня оплошал», — подумал Степан.

Рисунки П. ПАВЛИНОВА