Вокруг света 1975-04, страница 47смерть. На пороге такого счастья, холера его возьми! «Жизни бы ты не знал, щенок паршивый... А она там как? Что будет делать?.. Плакать будет...» Он, никогда не ругавшийся вслух, сейчас отчаянно матерился, а ноги уже сами несли его на корму. На мгновение стало даже радостно. Все решилось без него, но он должен был видеть это сам еще и потому, что отвечал за минера перед людьми... И перед ней... Он вдруг вспомнил слова Кани: «...У меня сразу судороги», и слова других: «...Насколько его хватит». «Чего же его понесло к водяному? Забыл, наверное... Ну и пропадай, голова дурная». — Дубовец, куда?! — закричал Стивен. — Дубовец! Спасательный круг! Но Степан уже не слышал его. Едва разглядев в белой мгле черный поплавок головы минера, он прыгнул с другого борта. Возле мины мелькали теперь уже два пловца, спасательный круг и конец, тянувшийся за кораблем. А затем все это растаяло, скрылось в белом хаосе: загрохотали машины, и вода от винтов отшвырнула мину и людей, копошившихся возле нее. «А вдруг подрежет мину, — у Стивена сжало горло. — Где их тогда искать?» Он еле выдавил телефонисту, державшему связь с мостиком: — Застопорить ход... Травить оттяжку... Дать слабину! — Ему мучительно хотелось застрочить матерно. — Мать твою... Добром вспомню, простите, мальчики... Дубовец, дуб, дубина чертова... Стоп травить! Бурун за кормой корабля, который двигался теперь по инерции, исчез. В мертвой тишине особенно громким казались удары валов и зловещий визг оттяжки, отбегавшей за корму, единственной нити, связывавшей теперь людей за бортом с жизнью, а корабль — со смертью. — Сигнал подают, — шепотом сказал старшина Красовский, будто слишком громкий голос мог оборвать эту нить жизни. — Оттяжка дергается. — Выбирать, — тоже шепотом сказал старлей. — Выбирать, мальчики, выбирать. Они же там замерзнуть могут. — Остановится сердце — и все, — подтвердил старшина. ...Когда минер погрузился в воду, ему показалось, что в нутро ему кто-то плеснул расплавленным свинцом. Обожгло руки, шею, лицо. Потом он увидел мину, летевшую на гребне волны. Здоровенный рогатый шар падал сверху. Анатолий нырнул под волну и, лихорадочно работая ногами и руками, рванулся в сторону. Волна промчалась над ним с пушечным грохотом. Прыгали в воде зеленоватые хлопья снега. Слева он увидел нависавшую над ним корму, справа — мину, а рядом с ней — голову мичмана. Уцепившись за рым, мичман тащил стальной шар в сторону. Он прирос к мине, как мидия, которыми она густо обросла, и волны швыряли их вместе из стороны в сторону. Мичман был без кителя, в одной сорочке. С того времени, как Каня прыгнул в воду, прошло разве что две минуты. ...Анатолия относило. Он сделал несколько бешеных рывков и вынырнул рядом с мичманом, но в этот момент заработали машины. Бурун от винтов перевернул Каню и отшвырнул его от черного шара. Вода пенилась, вертела, несла... На мгновение он увидел, как мичман пытался завести конец за мину... И здесь минера вновь с грохотом накрыла волна. Он успел ухвятиться за оттяжку. В рот хлынула ледяная, до тошноты соленая вода, и он начал рвать на себя оттяжку, чтобы быстрее глотнуть воздух. Ворвался в глухие от грохота уши крик. Кричал Дубовец: —■ Из рук вырвешь, конек морской! Крепить помогай! Крепить! Каня понял, стал крепить конец за рым. Мичман 45 |