Вокруг света 1975-06, страница 46рейка исчезли, ушли под воду. Командир описал над озером три круга и, наконец, присмотрел сухой «пятачок» на плотине. Вода в Кольторе была мутная,, серо-зеленая, словно ее кто-то взбаламутил огромным веслом. Взбешенная река нагнетала в озеро все новые и новые порции воды, густой, как масло. Стависскйй глядел на озеро и разминал пальцами крепко Набитую «памирину». — Эге! — сказал он, дрикурил и жадно затянулся, потом посмотрел на Цирулина. — Ты бы убрал на всякий случай свою вертихвостку, а то ведь и смыть может. — Лавины, сели, паводки. У вас вечно все рушится, валится, льетс!я Только не на ваши головы, а на другие, — ответил Цирулин, махнул рукой, снял с себя отутюженную ф°РменнУю рубаху и вместе с экипажем отправился искать эдельвейсы. — Эге! — повторил Ян Семенович и покачал головой. Казалось бы, что может значить эта «лужа» 714 метров в длину и 14 метров в глубину для океанолога Стависского, который трижды обошел вокруг Европы, вдоль и поперек избороздил Аральское море... Но ежели Ян Семенович сказал: «Эге!» — значит, дело плохо — «чаша переполнена». А Кольтор — это два миллиона кубометров воды, нависших над ущельем. Внизу — летовки чабанов, отары, еще чуть пониже, по ущелью, пионерлагеря, поселки, сады, поля. — Первый раз предусмотрительность подвела, напялил сдуру теплые портянки. Думал, как всегда, в горы летим, а мы в самую Сахару угодили, — Федотыч сел на камень и стал стягивать сапоги. — Ну, чего стоим? — суетился вокруг Стависского и призывал к действию Леня Черкасов, — Воды же вдвое больше, чем в прошлое половодье. Давайте же что-то делать. Давайте «Шторм-воду» по радио. Ну... Мы стояли на естественной, построенной самими горами плотине, а Ермолов ходил вокруг нас^ и беспечно щелкал затвором фотоаппарата. Мне показалось, будто часы, закопанные где-то поблизости, гулко отсчитывают последние секунды... Я выжидающе смотрел на Стависского и не мог избавиться от ощущения, что под ногами сотрясается плотина... Над незыблемым зеркалом озера висело душное облако прозрачного пара. Трудно было дышать не столько из-за трехкилометровой высоты, сколько из-за влажной духоты. — Как в противогазе — продохнуть невозможно, — стягивая второй сапог, ворчал Федотыч. Стависский неторопливо размял еще одну сигарету. — Леня, твой приток. Федотыч, ты займись стоком ниже плотины. Алеша, уровень замерь и хорошенько осмотри плотину. Федотыч стал спускаться вниз по тропе, сопя и чертыхаясь: камни крепко обжигали и кололи босые ступни ног. Из-под плотины, как из-под пресса, гейзером фонтанировала вода. Федотыч сначала потанцевал в холодной воде, потом уж начал мерить расход. И все не мог нарадоваться, что вода эта была кристальной чистоты. Это значило, что плотина держится крепко. Федотыч не удержался и громко крикнул, чтобы Стависский услышал его на плотине. Стависский тоже обрадовался чистой воде. Ермолов попытался сфотографировать плотину с самого уровня воды и, видно, перестарался. Свесился с резиновой лодки так, что она перевернулась и накрыла его. Ермолова трясло от холода, как осиновый лист на ветру, а Стависский громко хохотал и подтрунивал над ним: — Алеша, надо бы поосторожней. Водоизмещение у тебя как у танкера. А что, если из-за тебя получился бы перелив озера? Ты освежился, а отвечать мне? — От этой жары вода не стала крымской, — простучал зубами Алеша. — Но все это чепуха. Главное, что пленка разом проявилась. Он, как морж, смахнул с гуцульских усов воду и выбросил из фотоаппарата подмоченную пленку. Леня Черкасов бежал вокруг озера к реке. Он задыхался от высоты и жары, но бежал. И вдруг спохватился, что оставил в аэропорту поплавки для измерения скорости воды. — Как поступит .настоящий гидролог? — спросил меня Леня и сразу же ответил: — Он возьмет обыкновенную щепку. А если вокруг одни только камни? Леня ходил вдоль реки и что-то упорно искал, пока не остановился там, где когда-то паслись лошади. — Кизяк — открытие древних. Топили им очаги вместо дров. Почему же я не могу использовать его вместо деревянного поплавка? Поправку сделаю. Только молчать. А то шеф голову открутит. Черкасов отмерил шагами створ, поставил меня вместо вехи и стал носиться; вдоль реки с секундомером в руках. Он бросал в воду кизяк и бежал за ним, как ребенок за детским корабликом, все время придерживая очки, чтобы не разбить их о камни. Оставалось только измерить глубину, то есть пересечь шестиметровую реку вброд, с рейкой в руках. Но река была так бурлива, что к ней страшно было подойти. — Как поступит настоящий гидролог? — Увидев вдалеке всадника, Леня подпрыгнул от восторга. Когда подъехал полюбопытствовать молодой чабан с медным от загара лицом, Леня стал уговаривать его оказать услугу — перейти на лошади реку вброд. Чабан согласился, и Леня снял с лошади мерку, записал: сколько сантиметров от земли до колен, сколько до стремени, сколько до живота. Попытался было чабан загнать лошадь в реку, но поток так ударил лошадь по передним ногам, что она заржала, встрепенулась и попятилась обратно. — Плохое дело. Не хочет — умная лошадь. У меня детей много, пять, — наотрез отказался чабан. — Давай тогда я, — решительно сказал Леня и потянулся к поводу. — Она умная, — чабан погладил лошадь iio холке. — Сама не пойдет, а тебя скинет в реку. Пришлось Черкасову пустить в ход все свои ораторские способности, мол, стоит такой сильный, красивый джигит и ручеек боится перейти, хотя от него зависит судьба людей в ущелье. Уговорил. Джигит вытянулся в седле, как струнка, натянул повод, резко ударил стременами лошадь. Она заржала, но в реку пошла. Едва Леня поставил в полевой книжке последнюю цифру, как закричал на все ущелье: — Семь кубов! С ума можно сойти. Семь кубов в секунду, ты представляешь! — и побежал на плотину. — Семь кубов! Надо что-то делать, семь кубов! — коршуном набросился на Стависского. — Не суетись, Леня. Ты явно перегрелся. Леня аж скрипнул зубами и стал нервно протирать от пота стекла очков. 44
|